Атомная разведка. Главный атомный шпион

ИЗ ИНТЕРНЕТА

Http://www.rubezh.eu/Zeitung/2007/03/17.htm

Яков КОРЕЦКИЙ

Атомный шпионаж

Атомная бомба была создана в СССР всего за четыре года. Без сомнения, научный потенциал СССР обеспечивал возможность самостоятельного создания атомного оружия, однако разведывательные материалы, безусловно, ускорили его создание, помогли сэкономить значительные ресурсы.

Первые шаги

Все начиналось в Германии.

В 1938 г. немецкие физики Ган и Штрассман открыли расщепление ядра урана с выделением огромного количества энергии. Осенью 1939 г. ведущие немецкие ученые физики под руководством Э. Шумана (брата известного композитора) были объединены в «Урановое общество» при управлении армейских вооружений (т. е. немцы уже тогда прекрасно понимали военное значение проекта). В общество вошли Гейзенберг, Вейцзекер, Гратек, Ган и другие ученые. Научным центром атомных исследований стал Берлинский физический институт, ректором которого назначили Гейзенберга. К участию в разработках были подключены физико-химические институты Гамбургского, Лейпцигского, Грейфвальдского, Гейдельбергского и Ростокского университетов.

В течение двух лет группа Гейзенберга провела отправные теоретические исследования, необходимые для создания атомного реактора с использованием урана и тяжелой воды.

Было установлено, что взрывчатым веществом может служить легкий изотоп – уран 235, содержащийся в обычной урановой руде.

Исследования в Германии нуждались в достаточных запасах урана, тяжелой воды и чистого графита.

Эти проблемы были решены. После оккупации Бельгии весной 1940 г, немцы захватили 1200 тонн уранового концентрата (половину мирового запаса). Другая часть этого запаса была тайно вывезена американцами из Бельгийского Конго в Нью-Йорк. С оккупацией Норвегии в руках немцев оказался завод фирмы Норск-Гидро в Рьюкане – в то время единственный в мире производитель тяжелой воды (накануне оккупации 185 кг тяжелой воды были вывезены по запросу Жолио Кюри в Париж, затем они также попали в США). Фирма Ауэргезельшафт освоила производство металлического урана в Ораниенбурге. В лабораториях Сименса начались работы по очистке графита и проектирование энергетического обеспечения проекта.

В апреле 1940 г. из СССР был выслан известный немецкий физик Хоутерманс, работавший в Харькове. Он был арестован НКВД как подозрительный иностранец, прикидывающийся антифашистом, но в его защиту выступили Бор, Эйнштейн, Жолио Кюри и его выпустили в Германию. Хоутерманс поручил своему доверенному лицу, физику Райхе, покинувшему Германию в 1941 г., проинформировать своих коллег о фактическом начале в фашистской Германии работ по созданию атомной бомбы. Это привело к активизации всех исследований в области создания атомного оружия в США и Англии.

Советская разведка действует

В 1940 г. советской разведкой были предприняты первые шаги по выявлению возможности создания атомной бомбы. Начальник отделения научно-технической разведки НКВД Квасников, по собственной инициативе направил ориентировку резидентурам в Скандинавии, Германии, Англии и США, обязывающую собирать всю информацию по разработке сверхоружия – урановой бомбы. Резидент нашей разведки в Нью-Йорке Овакимян проинформировал в апреле 1941 г. о встрече Райхе с виднейшими физиками западного мира, находившимися в США, в ходе которой, обсуждалось громадное военное значение урановой проблемы. Однако накануне войны в СССР этим материалам не придали существенного значения.

В сентябре 1941 г. британский военный кабинет рассмотрел специальный доклад о создании в течение двух лет урановой бомбы. Проект получил название «Трубный сплав».

На эти работы крупному британскому концерну «Империал кемикал индастриз» были ассигнованы громадные средства.

Шестидесятистраничный доклад с обсуждением этого проекта был получен от британского дипломата Маклина (советского агента из Кембриджской группы).

Была проведена экспертиза полученных материалов нашими учеными, но они первоначально дали отрицательное заключение, поскольку рассматривали вопрос об атомном оружии только, как теоретическую возможность.

Советские резиденты Хейфец и независимо от него Семенов сообщили, что американские власти намерены привлечь выдающихся ученых, в том числе лауреатов Нобелевской премии к разработкам секретной проблемы. На эти цели правительство выделяет громадные средства – двадцать процентов от общей суммы расходов на военно-технические исследования. Толчком к этому решению послужило известное письмо Эйнштейна и Сцилларда в 1939 г. на имя президента США Франклина Рузвельта.

В марте 1942 г. Маклин представил документальные данные об интенсивной работе по атомной проблеме в Англии. В том же году советская военная разведка привлекла к сотрудничеству Клауса Фукса.

Клаус Фукс – непримиримый борец с фашизмом

Клаус Фукс является одной из ключевых фигур в деле овладения СССР атомными секретами и о нем стоит рассказать подробнее.

Эмиль Клаус Фукс родился в 1911 г. недалеко от Франкфурта. Отец его профессор теологии. Клаус учился в Лейпцигском и Кёльнском университете и возглавлял университетскую организацию социалистов, сражался с нацистами и в диспутах и на улицах, однажды был сильно избит. Неприятие фашизма, нацистской идеологии стало определяющим в его жизни.

У его отца были связи в Англии, и после прихода нацистов к власти, Фукс попадает в Бристольский университет для продолжения учебы. Его берут помощником к профессору Невилу Мотту, самому молодому профессору Англии (ему тогда не было и 30) в будущем Нобелевскому лауреату. Мотт занимался теоретической физикой, квантовой механикой, проблемами физики твердого тела. Он обнаружил в новом помощнике талантливого исполнителя, упорного и скромного.

В Бристоле Фукс стал доктором философии.

Фукс считал себя коммунистом, Он видел, что противниками фашизма в Германии остались только коммунисты, и он смирился с тем, что в борьбе за власть нужна железная дисциплина и бездумное послушание. К тому же на Западе еще не было известно об ужасах Гулага, о последствиях коллективизации, голоде, терроре, и массовых выселениях народов.

Клаус Фукс

Он разделял позиции идеологов классовой бдительности и красного террора, хотя его мучили сомнения. Причиной этому были политические процессы в Москве, пакт о ненападении с Германией, постепенно становились известными методы и результаты «большой чистки» в СССР. Смущала активная помощь Кремля в росте германской мощи. Фашисты получали не только зерно, лес, нефть (миллионы тонн), но и стратегическое сырье – марганец, хром, медь, каучук. На Кольском полуострове была построена база для германских подводных лодок.

Однако в Германии гестапо арестовало отца Клауса, потом старшую сестру и ее мужа. Брат и младшая сестра Клауса бежали в США. Ненависть Клауса к нацизму стала доминирующей, и СССР, по мнению Клауса, был последней надеждой в борьбе с фашизмом.

В 1940 г. Фукса арестовали.

В это время он работал в Шотландии в Эдинбургском университете под руководством будущего Нобелевского лауреата Макса Борна, который считал Фукса одним из двух-трех наиболее одаренных людей в теоретической физике среди молодого поколения. Борн был также беженцем из Германии, но у него были надежные связи.

В Англии находилось 80 тысяч беженцев, часть которых составляла так называемую «пятую колонну». Вместе с ними Клаус был интернирован. Сначала он был заключен в лагерь на острове Мэн. Макс Борн использовал все свои связи, чтобы вызволить его оттуда, но интернированных направили в Канаду. Клаус списался с находящейся в США своей младшей сестрой Кристель Хейнеман, и благодаря хлопотам многих людей, в том числе Рональда Гана и Макса Борна, Фукс возвращается из Канады в Эдинбург.

Статьи Фукса печатают в престижных журналах, о нем узнают другие ученые, в том числе профессор Бирмингенского университета Рудольф Пайерлс (также беженец из Германии и впоследствии Нобелевский лауреат). Пайерлс приходит к выводу, что Фукс будет ему хорошим помощником в работе над урановой бомбой. Пайерлс был одним из немногих, кто, проделав многочисленные расчеты, понял, что для бомбы пригоден только легкий изотоп урана, и что необходимое количество урана будет измеряться не тоннами, а фунтами. Его расчеты стали отправной точкой для начала длинной цепочки усилий, которые и привели потом к созданию атомного оружия.

В британском Министерстве самолетостроения стала работать особая организация – комитет Мауда, взявшая под свой контроль работу над атомной бомбой.

Незадолго до начала войны Германии с СССР, Пайерлс пригласил Фукса принять участие в работе для нужд обороны, и запросил разрешение комитета на привлечение Фукса к секретным работам. Пайерлс поручил Фуксу расчеты по проблеме выделения легкого изотопа урана. Сам он занимался цепной реакцией и расчетами критической массы. Фукс был в курсе всех проблем, поскольку с Пайерлсом он общался почти непрерывно.

Было известно, что часть оставшихся в Германии физиков занялась секретными работами в Берлине, Мюнхене, Гейдельберге. Один из германских физиков Пауль Росбауд регулярно поставлял британской разведке сведения о достижениях немецкой ядерной науки. Поэтому Пайерлса и Фукса, хорошо знающих проблемы и местонахождение германских ученых, Интелидженс Сервис привлекает к активному сотрудничеству и в свою очередь знакомит их со всеми материалами. Параллельно Фукс изучает и американскую научно-техническую литературу. Таким образом, Фукс не только является одним из ключевых разработчиков, но он еще и очень широко осведомлен обо всех достижениях в ядерной физике.

Нападение Германии на Советский Союз положило конец всем сомнениям и колебаниям Клауса Фукса – помощь стране, борющейся с фашизмом, стала для него делом всей жизни.

В 1941 г. Юрген Кучинский, один из руководителей компартии Германии, эмигрировавший в Англию, предложил советскому разведчику Кремеру (Главное Разведывательное Управление – ГРУ) встретиться с Клаусом Фуксом, работавшем в Английском центре ядерных исследований. Фукс хотел помочь СССР. Задания заниматься этим Кремеру никто не давал. Ни один из руководителей страны и ГРУ не интересовался тогда атомными проблемами. Однако встреча состоялась. Мотивы Фукса – от денег он отказался сразу, (он получал 270 фунтов в год и считал, что этого вполне достаточно) – коммунистическая страна должна иметь свою бомбу для противовеса, иначе ей не выжить. Условие – все, что он передаст, должно попасть лично Сталину. Кремер сказал, что прямой связи со Сталиным у него нет, но тому обязательно доложат. Фукс передал первые материалы, которые ушли диппочтой в Москву и сразу же ее заинтересовали. С отъездом Кремера в Москву, связь с Фуксом была прервана, но в 1942 г. она была вновь восстановлена и позволила получать ценнейшие материалы.

Агентура активизируется

Для встреч в Италии после войны с Бруно Понтекорво прикрытием были поездки деятелей культуры – кинорежиссера Александрова и артистки Любови Орловой.

Очень важную роль сыграли курьеры, в том числе супруги Морис и Лона Коэн. Лона посещала туберкулезный санаторий в Альбукерке под предлогом профилактики и передала исключительно важную информацию по конструкции атомной бомбы. После ареста супругов Розенберг в 1950 г. Коэнам удалось ускользнуть.

Роберт Оппенгеймер

Георгий Гамов – русский физик, бежавший в США в 1934 г. из Брюсселя, имел широкие связи с американскими физиками и поддерживал дружеские отношения с Нильсом Бором. Зарубина добилась сотрудничества, используя его родственников в СССР как заложников (идею подсказал, кстати, А.Ф. Иоффе). Гамов руководил в Вашингтоне ежегодным семинаром по теоретической физике и мог обсуждать с ведущими физиками самые последние, самые перспективные разработки. Зарубина принудила жену Гамова к сотрудничеству в обмен на гарантии относительно родственников.

По мнению Судоплатова, между Бором, Ферми, Оппенгеймером и Сциллардом была неформальная договоренность делиться секретными разработками с кругом ученых, придерживающихся антифашистских левых убеждений (Судоплатов П.А. «Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930 – 1950 годы» М. 2003). Он подчеркивает, что эти ученые никогда не были советскими агентами, но они помогли внедрить надежные агентурные источники информации в Окридж, Лос-Аламос и Чикагскую лабораторию. Информация в частности поступала через аптеку в Санта Фе. Три человека – научные сотрудники и клерки копировали важные документы, получая к ним доступ через Ферми, Вейскопфа, Понтекорво, и пересылали их в Мексику (сеть, созданная в операции против Троцкого).

С 1943 г. Клаус Фукс по предложению Оппенгеймера был включен в состав группы английских специалистов, прибывших в Лос-Аламос для работы над атомной бомбой. Фукс, как единственный человек из группы, которому грозил немецкий концлагерь, пользовался неограниченным доверием Оппенгеймера и по его указанию получал доступ к материалам, к которым формально не имел никакого отношения. Оппенгеймеру приходилось часто вступать в конфликт с руководителем работ генералом Гровсом, который категорически возражал, чтобы до сведения английских ученых доводилась обобщенная информация по результатам исследований и экспериментов.

Английские власти и разведка также ставили перед своими специалистами задачу по сбору информации, поскольку понимали, что американцы не собирались делиться всеми секретами.

Возможно, Оппенгеймер знал, что Фукс не останется после войны в Америке, и полагал, что тот связан с коммунистами.

С таким же успехом Капица делал предложение Сталину о том, что Бор должен возглавить ядерную программу в СССР.

Работы по созданию бомбы в СССР

В марте 1942 г. Берия направил Сталину всю информацию, поступившую из США, Англии, Скандинавии и оккупированного немцами Харькова (там вновь появился Хоутерманс, но уже в составе немецких оккупационных войск).

В мае 1942 г. на имя Сталина пришло письмо от Флерова, который обращал внимание на прекращение публикаций по урановой проблеме, что свидетельствовало о начале работ по созданию атомного оружия.

В феврале 1943 г. британские спецслужбы успешно провели диверсионную операцию в Норвегии, где был завод тяжелой воды. Это заставило Сталина поверить, что атомный проект приобретает реальное значение.

До начала 1943 г. никаких практических работ в области создания бомбы в СССР не велось.

В апреле 1943 г. в Академии наук СССР была создана специальная лаборатория №2 по атомной проблеме, руководителем которой был назначен И.В. Курчатов. Уже в декабре того же года, по прямому указанию Сталина, Курчатов был избран действительным членом АН СССР.

В 1940-1945 г.г. научно-техническая разведка велась специальными подразделениями Разведупра Красной Армии и 1-го главного управления НКВД – НКГБ. В 1944 г. было принято решение, что координировать деятельность разведки по атомной проблеме будет НКВД. Создана группа «С» (по фамилии Павла Анатольевича Судоплатова), которая в 1945 г. стала самостоятельным отделом «С».

Первоначально руководителем работ по атомной проблеме был Молотов, его заместителем Берия.

Курчатов и Иоффе поставили вопрос о замене Молотова (в связи с чрезвычайной перегруженностью последнего). Осенью 1944 г. Берия, в качестве заместителя председателя правительства, курировавший производство вооружений и боеприпасов, официально возглавил работы по созданию атомного оружия.

Описание конструкции первой атомной бомбы стало известно в СССР в январе 1945 г.

В марте 1945 г. на основании агентурных данных был составлен обобщенный доклад о работах в США. Подробно описывались центры в Лос-Аламосе, Ок Ридже, характеристики компаний Дюпон, Юнион Карбайд, Кемикл Компани и других, участвующих в проекте. Указывалось, что затраты составили 2 млрд. долларов (огромная по тем временам сумма) и в проекте занято более 130 тысяч человек. Вскоре после сборки первой американской атомной бомбы в СССР получили описание ее устройства из двух независимых источников, от Фукса (13 июня) и Понтекорво (4 июля). После атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки работы приобрели широкий размах.

В сентябре Фукс прислал подробный доклад (33 стр.) с описанием конструкции. Позднее пришел независимый доклад Холла. Ценными были данные о конструкции системы фокусирующих взрывных линз и значении критической массы урана и плутония, а также о сформулированном Фуксом принципе имплозии – сфокусированном взрыве, направленном вовнутрь. Были получены дневниковые записи о первом испытательном атомном взрыве в США (июль 1945 г.).

20 августа 1945 г. в Советском Союзе был создан спецкомитет правительства с чрезвычайными полномочиями. Председатель – Берия, заместитель – Первухин, секретарь – генерал Махнев. В комитет входили Маленков (кадровые вопросы), Вознесенский (Госплан), Курчатов, Капица, нарком боеприпасов Ванников, заместитель наркома внутренних дел Завенягин. Отдел «С» вошел рабочим аппаратом во 2-е бюро спецкомитета. Иоффе рекомендовал Курчатова на должность научного руководителя атомной программы.

Спецкомитет обладал чрезвычайными полномочиями по мобилизации любых резервов и ресурсов для создания бомбы. Надо отметить, что Берия, как заместитель председателя ГКО в годы войны отвечал не только за деятельность спецслужб, но и за производство вооружения и боеприпасов, работу топливно-энергетического комплекса, вопросы добычи и переработки нефти.

Игорь КУРЧАТОВ

Сырье для бомбы

В Средней Азии ранее были разведаны месторождения урановой руды, но освоение их проводилось только с начала 1945 г., когда все программы по добыче и переработке уранового сырья перешли в ведение НКВД. В феврале того же года были направлены на тяжелые работы, выселенные из Крыма татары, квалифицированные рабочие из числа заключенных. В августе 1945 г. на среднеазиатском урановом комбинате работало уже 2500 заключенных, из них много «советских» немцев, имевших опыт работы на предприятиях Германии. Немало урана поступало из рудников Чехословакии и Восточной Германии.

В 1946 г. урановые месторождения были открыты на Дальнем Востоке и на Колыме. Сюда пригонялись уроженцы Западной Украины, Прибалтики. Печальную известность приобрел лагерь «Береговой» в Магаданской области, входивший в группу лагерей для особо опасных преступников. В 1951 г. здесь находилось более 30 тыс. узников. Трудом заключенных были созданы Атомный центр в Сарово в 75 км от Арзамаса (впоследствии знаменитый Арзамас-16), рудники на Украине, гигантские объекты в Челябинской области.

В июне 1945 г. вместе с семьями вывезли из Германии таких видных ученых, как Нобелевского лауреата Г. Герца, профессоров Р. Доппеля, М. Вольмера, Г. Позе, всего около 200 специалистов, включая 33 докторов наук и 77 инженеров. В Обнинске был создан центр по разработке и обогащению урановой руды и металлургии урана, укомплектованный немецкими специалистами.

На север Челябинской области были доставлены Г. Борн, Р. Ромпе, К. Циммер и другие физики-ядерщики. Группа Герца работала в Сухуми над разделением изотопов урана.

Отделу «С» и поисковой группе Ю.Б. Харитона удалось обнаружить и доставить из Германии в Советский Союз под носом у союзников сто тонн окиси урана.

Громадную работу проделал Нобелевский лауреат Николаус Риль (технология получения металлического урана и тория). Он был удостоен звания Героя социалистического труда. Орден вручал ему лично Берия.

К концу войны в Германии было произведено 15 тонн металлического урана. Германский уран использовался в промышленном реакторе Челябинска-40, где был получен плутоний для первой советской бомбы.

Холодная война

Когда в 1946 г. был запущен первый реактор, Берия приказал прекратить все контакты с американскими источниками. Началась холодная война, и нельзя было допустить компрометации видных западных ученых связями с советской разведкой. Ученые вместе с Фуксом выступили против разработки сверх бомбы (водородной бомбы) и столкнулись с резкими возражениями Э. Теллера.

Клаус Фукс возвратился в Англию и с осени 1947 г. по май 1949 г. продолжал снабжать СССР исключительно важной информацией. В частности о начале работ по водородной бомбе, о результатах испытаний плутониевой и урановой бомб на атолле Эниветок и т. д.

Встречался Фукс с нашим резидентом Феклисовым 1 раз в 3-4 месяца. Встречи готовились очень тщательно. Феклисова сопровождали три оперативных работника, чтобы исключить возможность фиксации встречи службой наружного наблюдения британской контрразведки. Фукс и Феклисов так и не попали в поле зрения английской контрразведки.

Позже провал Фукса был связан с тем, что американские спецслужбы разоблачили Голда – советского агента, курьера Фукса. Голд опознал Фукса на фотографии, и американцы сообщили об этом английской контрразведке. В 1950 г. Фукса арестовали. В ходе допросов Фукс признал, что передавал секретные сведения Советскому Союзу. Его судили, но в обвинительном заключении по его делу упоминалась лишь одна встреча с советским агентом в 1947 г., и то целиком на основе признания самого Фукса.

Сразу же после ареста Фукса в 1950 г. Б. Понтекорво бежал в СССР через Финляндию. Он начал научную работу в Дубно.

Сведения о развитии атомных исследований в Англии и реальных запасах ядерного оружия в США, переданные Фуксом в 1948 г., совпали с исключительно важной информацией из Вашингтона, полученной от Маклина, который с 1944 г. занимал должность секретаря английского посольства в США и контролировал всю канцелярию этого ведомства. Он сообщил, что потенциал ядерного вооружения США недостаточен для ведения войны с Советским союзом.

В августе 1949 г. в СССР была испытана первая атомная бомба. Сообщения в печати не появилось, но американцы сами сообщили об этом (по показаниям приборов) 25 сентября 1949 г.

Курчатов и Берия были отмечены высшими наградами (в т. ч. специальными грамотами о пожизненном статусе почетных граждан Советского Союза). Была награждена группа ученых, принимавших участие в проекте. Кроме группы ученых, была награждена орденами большая группа сотрудников разведки, принимавших участие в операциях по атомному оружию.

Атомная бомба была создана в СССР всего за 4 года. Без сомнения, научный потенциал СССР обеспечивал возможность самостоятельного создания атомного оружия, однако разведывательные материалы, безусловно, ускорили создание атомного оружия, помогли сэкономить значительные ресурсы.

Макет американской атомной бомбы, сброшенной на Нагасаки Макет первой советской атомной бомбы РДС-1

Ключевым оказался вопрос о том, какую бомбу делать – урановую или плутониевую. В первом случае надо строить заводы по разделению изотопов, во втором – реакторы для наработки оружейного плутония.

Вначале планировалось получение ядерной взрывчатки на основе разделения изотопов урана. Однако из разведданных Курчатов узнал, что продукт сгорания природного урана в реакторе – плутоний может быть использован в качестве материала для бомбы. Плутоний по своим химическим свойствам отличен от урана, и его относительно легко выделить. Летом 1943 г. Курчатов ставит на 1 место плутониевую бомбу и, как следствие, строительство реактора, в котором можно наработать оружейный плутоний. Этот путь нашла разведка и в этом громадная ее заслуга. Но пушечный метод подрыва урана, который предложил Флеров, не годился для плутония. Вторая значительная заслуга разведки, – информация об использовании имплозивного взрыва (создающего громадное внутреннее давление) для подрыва плутониевого заряда. Клаус Фукс не только передал в СССР материалы по плутониевой бомбе, но он сам был разработчиком имплозивного взрыва.

Данные о качестве графита (замедлитель нейтронов) также были получены разведкой. Требования к нему очень высокие. В США на освоение производства такого графита было потрачено около 2 лет.

В процессе работы несколько раз надо было принимать принципиальнейшие решения, от которых зависел весь дальнейший ход работ. Например, какой строить реактор – с графитом или с тяжелой водой? Неудача немцев во многом была связана с тем, что они выбрали тяжелую воду. Схему так называемого гетерогенного реактора (с графитом) советским ученым передал Б. Понтекорво, ближайший сотрудник Э. Ферми, впервые запустившего ядерный реактор. Это также заслуга разведки.

Фукс также передал основные теоретические разработки по созданию водородной бомбы и планы, к реализации которых в США и Англии приступили только в 1948 г.

Разведывательные материалы по атомной бомбе сыграли огромную роль и в дипломатической сфере. Сведения, полученные от Фукса и Маклина, позволили сделать заключение, что американцы не были готовы вести ядерную войну в конце сороковых и даже в начале пятидесятых годов. Эта информация сыграла большую роль в принятии стратегических решений советского руководства.

Дело Розенбергов

Супруги Розенберги были привлечены к сотрудничеству в 1938 г. Овакимяном и Семеновым. По иронии судьбы они были представлены в прессе как ключевые фигуры в атомном шпионаже в пользу СССР. В действительности их роль была не столь значительной. Они действовали вне связи с главными источниками информации. Розенберги помогали нашей разведке в получении информации по авиации, химии и радиотехнике. Летом 1945 г. зять Розенбергов, старший сержант Гринглас, который накануне первого испытания атомной бомбы работал в мастерских Лос-Аламоса, подготовил небольшое сообщение. Забрал это сообщение Голд, агент Фукса и это было явное нарушение правил. Когда Голд в 1950 г. был арестован, он указал на Грингласа, а последний на Розенбергов. Дело Розенбергов с самого начала приобрело ярко выраженную политическую окраску, которая затмила незначительность предоставленной их группой научно-технической информации. Гораздо более важным для американских властей и для советского руководства оказались их коммунистическое мировоззрение и идеалы, столь необходимые Советскому Союзу в период обострения холодной войны и антикоммунистической истерии.

Розенберги стали жертвами холодной войны.

Знаменательно, что в период разгула антисемитизма у нас в стране и разоблачения так называемого сионистского заговора, советская пропаганда приписывала американским властям проведение антисемитской кампании и преследование евреев в связи с процессом Розенбергов. Дело Розенбергов превратилось в один из мощных факторов советской пропаганды и деятельности Всемирного Совета Мира.

Джулиус и Этель Розенберги

Следует отметить, что среди привлеченных к реализации атомного проекта специалистов отмечается непропорционально высокий процент евреев. Исследователи доказали, что они сыграли значительную роль и в создании советского атомного оружия.

Так на первом заседании ученых, приглашенных к Сталину для определения направления работ, из 11 человек 6 были евреями. Это И. Кикоин, Ю. Харитон, А. Арцимович, А. Иоффе, Б. Ванников, М. Корнфельд.

Огромный вклад в создание бомбы внесли Зельдович, Рубинштейн, Гуревич, Фрумкин и другие. Долго не было известно имя Главного Конструктора первой атомной бомбы В. Турбинера. Он был сверхзасекречен. Необходимо отметить, что перед самыми испытаниями он был снят с работы. Причины этого и дальнейшая его судьба неясны.

Среди разведчиков особо отличился Коэн Моррис – настоящее имя Израэль Олтман (мать из Вильно, отец из местечка Таращи из под Киева). Завербован в Испании Александром Орловым (Лейбой Лазаревичем Фельдбингом), известным своей книгой «Тайная история Сталинских преступлений». Известны также такие легендарные личности как Хейфец (советский резидент в США, окончив политехнический институт в Йене, получил диплом инженера при фашистах, рискуя головой, выдавал себя за беженца из Индии, обучающегося в Германии), Василевский, Эйтингтон, Григулевич и многие другие.

Итоги ядерной программы в Германии

Работали две группы Вернера Гейзенберга и Курта Дибнера. Известно, что немцы (группа Гейзенберга) в конце войны собрали реактор в районе Буха, пригороде Берлина. В связи с опасностью захвата советскими войсками реактор вынуждены были перевести в другое место, пытались запустить, но реакция не пошла. Времени на доработку уже не было. После войны Гейзенберг утверждал, что он сознательно саботировал работы.

Историк Райнер Карлш в своей книге «Бомба Гитлера» утверждает, что 3 марта 1945 г. нацистские ученые под наблюдением СС провели возле Ордруфа испытание бомбы, содержащей до 5 кг делящегося вещества. В качестве подопытных кроликов эсэсовцы использовали 700 советских военнопленных. Все они погибли. При этом первое испытание было проведено ещё раньше, осенью 1944 г. на острове Рюген.

С современной точки зрения ученым Гитлера удалось создать скорее т. н. «грязную бомбу», чем полноценную атомную. Ученые Третьего Рейха не знали, как рассчитывать критическую массу. Поэтому наугад брали обогащенный уран, окружали его обычным взрывчатым веществом и подрывали. Заряд взрывался, рассеивая частицы урана и заражая местность радиацией, но мощность взрыва была не сравнима с мощностью взрыва настоящей атомной бомбы. Тем не менее, несмотря на конечную неудачу, масштаб работ по атомной тематике в Германии был значителен и опасность для мира очень велика. Следует помнить, что немцы были тогда единственными, кто обладал средством доставки бомбы – первыми реальными баллистическими ракетами V-2.

Почему сейчас опять актуальна эта тема?

Процесс расползания ядерного оружия остановить уже невозможно. Ядерное оружие уже есть у Китая, Индии, Пакистана, Израиля, только что провела испытания Северная Корея. Сейчас не существует каких то особых секретов в создании ядерных устройств, все упирается только в обладание технологиями и средствами. Недавно стало известно, что Россия вскоре начнет продавать обогащенный уран. Несколько десятков государств готовы в ближайшее время обзавестись ядерным оружием, в том числе такие экзотические, как Конго (60% мировых запасов урана) и Нигерия. К атомной бомбе рвется Иран, а его президент Махмуд Ахмадинеджад не скрывает желания, смести с лица земли Израиль и возможно сразиться с США. До сих пор доступ различных стран к ядерным секретам был сдерживающим фактором, препятствующим применению ядерного оружия. Однако опасность ответного ядерного удара может не остановить фанатические режимы.

Возможно, скоро ядерное оружие станет доступно и для негосударственных террористических организаций, обладающих значительными денежными ресурсами. Поэтому прогноз на будущее может быть достаточно мрачным. И, быть может не так далек был от истины академик Раушенбах, высказавший грустное предположение: «Когда астрономы наблюдают во вселенной взрыв очередной звезды, то это может означать, что ещё одна цивилизация взорвала свою планету».

Фото
супруги Розенберг,
обвинённые в атомном шпионаже
в пользу СССР и казнённые на
электрическом стуле в 1953г.

В этот сумрачный февральский день 1995 года ничем не знаменитая московская больница была буквально озарена блеском генеральских погон, а ее персонал - ошеломлен небывалым нашествием высоких военных чинов. Не обращая внимания на врачей и медсестер, генералы проследовали в палату, обитатель которой со вчерашнего дня находился в коме. У его кровати и остановились начальник генерального штаба российских вооруженных сил генерал-полковник Михаил Колесников и начальник Главного разведывательного управления генштаба генерал-полковник Федор Ладыгин.

Явно смущенный тем, что больной находится в беспамятстве, генерал Колесников пробормотал несколько слов поздравления и передал его жене Тамаре, сидевшей у постели, трехцветную коробку с Золотой звездой Героя Российской Федерации и папку с соответствующей грамотой. После чего генералы со свитой покинули палату. Человек же, ставший Героем России, так никогда и не узнал об этой высокой чести. Он умер через несколько дней, 19 февраля, не приходя в сознание... Звали его Ян Петрович (Янкель Пинхусович) Черняк и был он крупнейшим советским разведчиком во время Второй мировой войны.

А через 12 лет, 2 ноября 2007 года в подмосковной резиденции президента России Ново-Огареве был удостоен звания Героя России другой советский разведчик, Коваль Жорж (Георг) Абрамович. В прошлом году Коваль умер в возрасте 93-х (по американским данным - 92-х) лет. Президент Путин передал медаль "Золотая Звезда", грамоту и книжку Героя России министру обороны Анатолию Сердюкову - для хранения в Музее Главного разведывательного управления армии.

Двух крупнейших советских разведчиков роднит ряд обстоятельств: они никогда не были разоблачены, их феноменальная работа оставалась неизвестной. При жизни они не получили никаких наград и никаких привилегий. Наконец, оба они были евреями.

Так получилось, что в конце 70-х годов мне довелось участвовать на служебном сборе в ГРУ Генштаба. Нам прочитали несколько лекций о практике агентурной разведки. В том числе - ознакомили с деятельностью военного разведчика со служебным псевдонимом "Дельмар", который более восьми лет действовал в США непосредственно на одном из важнейших объектов атомного ("Манхэттен") проекта. Рассказ был крайне лаконичным, но в нем специально подчеркивалось, что информация, переданная Дельмаром, оказала серьезнейшую помощь советским ученым, разрабатывавшим атомную бомбу. О подлинном имени и дальнейшей судьбе этого человека не сообщалось.

Прошло с тех пор немало лет и сегодня я могу достаточно достоверно рассказать о нем. Ибо Жорж (Георг) Абрамович Коваль и есть тот феноменальный военный разведчик, чей псевдоним был "Дельмар". Думается, если бы его история была положена в сюжет романа, нашлось бы немало читателей, которые бы посчитали, что такого не может быть. Однако, как говорится, невероятно, но факт!

А началась эта история в маленьком белорусском местечке Телеханы, где жил молодой плотник Абрам Коваль. Он полюбил дочь местного раввина Этель. Она ответила взаимностью, но свадьба не могла состояться из-за нищеты жениха. Дело было в 1910 году. В Америку, спасаясь от погромов, уезжали многие евреи. Решил уехать и Абрам, взяв с Этель обещание ждать, пока он устроится и купит дом.

Так оказался Абрам в Сью-Сити, маленьком городишке штата Айова. Умелый плотник быстро нашел работу и уже через год купил дом, сам же его отремонтировал и послал Этель денег на билет. Так Этель приехала в Америку, а через пять лет у них уже было трое сыновей, старший из которых Джордж родился в 1913 году. Он окончил среднюю школу, поступил в колледж, но через два года оказался в Советском Союзе. Оказался там потому, что его родители, правоверные члены американской компартии, были вовлечены в кампанию под названием "Икор" по переселению евреев со всего света в советский Биробиджан. Туда они и отправились в 1932 году.

После 19 лет жизни в Америке, сибирская "Палестина" не могла удовлетворить интересы молодого Жоржа (как его стали звать в СССР), и в 1934 году он отправился в Москву поступать в технический ВУЗ. Коваль поступил в Московский химико-технологический институт, успешно окончил его и без экзаменов был зачислен в аспирантуру. В 1939 году Жорж Коваль женился.

В этом же году на него обратили внимание военные разведчики из 4-го Главного управления Генштаба. Они остро нуждались в кадрах, так как сталинские репрессии 30-х годов уничтожили больше половины сотрудников Управления (впоследствии - ГРУ ГШ). А аспирант Коваль по-английски говорил лучше, чем по-русски, обладал американской ментальностью, был гражданином США. И, конечно, в нем увидели человека, на которого можно положиться. Жорж Коваль искренне верил в "светлые идеалы коммунизма" и был готов за них сражаться. Его личные и деловые качества также соответствовали самым высоким требованиям.

На первой же беседе с представителем военной разведки Жорж дал согласие. Его направили в разведшколу, по окончании которой новому нелегальному агенту был присвоен псевдоним "Дельмар". Была разработана легенда-прикрытие с вымышленной биографией. Так началась операция военной разведки по выводу Жоржа Коваля в США. Коваль отправился за океан. Его главной задачей было добыча сведений о разработке в американских лабораториях новых химических отравляющих веществ.

Коваль обосновался в Нью-Йорке, наладил связь с Москвой, получил указание, куда и как устроиться на работу, но сделать этого ему не удалось. Документы, которые были у него на вымышленное имя, не позволяли легализоваться и найти работу в химической лаборатории, без которой нельзя было выполнить задание.

В Центре не исключали такой ситуации. Поэтому разведчику предоставили право воспользоваться своими американскими документами. Поскольку другого выхода не было, Коваль пошел на риск - легализовался и снова стал Жоржем из Сью-Сити, где родился, учился и проживал. Подлинные документы и сведения из этого города не вызывали у американских служб никаких подозрений. Жорж очень скоро нашел работу по специальности, в лаборатории, занимавшейся разработкой химических препаратов.

Он проработал в ней до осени 1943 года, когда был призван с ряды американских вооруженных сил. Поскольку у Коваля были документы, что он проучился два года в американском техническом колледже, его направили на специальные армейские курсы, связанные с работой на объектах по производству радиоактивных материалов. Курсы были при Нью-Йоркском городском колледже.

В августе 1944 года рядовой американской армии Жорж Коваль успешно завершил обучение на курсах и был направлен на секретный объект в город Ок-Ридж (штат Теннеси), один из основных в "Манхэттен-проекте". Перед отъездом в Ок-Ридж Коваль встретился с резидентом под псевдонимом "Фарадей" и доложил о новом назначении. Разведчики отработали условия связи. Ни "Дельмар", ни "Фарадей" не знали тогда, что выпускнику Московского химико-технологического института и Нью-Йоркского городского колледжа предстояло стать сотрудником объекта, работавшего по программе создания атомной бомбы.

В то время советские разведслужбы сумели внедрить своих агентов в главную атомную лабораторию страны в Лос-Аламосе, но об Ок-Ридже имелись только самые общие сведения. От "Дельмара" стало известно, что в Ок-Ридже производятся обогащенный уран и плутоний, что этот объект разделен на три основных литерных сектора: К-25, У-12 и Х-10.

Жорж работал на предприятии Х-10, на котором действовала установка по производству плутония. Он был радиометристом и поэтому имел доступ в разные отделы предприятия. Все, что делалось в секторах К-25 и У-12, ему тоже было известно. Он смотрел на американские установки по производству обогащенного урана и плутония глазами высококвалифицированного специалиста, окончившего один из лучших советских высших учебных заведений.

В последующем с ним встречался советский разведчик "Клайд". Встреч было несколько. Жорж сообщил о том, что обогащенный уран и плутоний, производившиеся в Ок-Ридже, под усиленной охраной отправляется военными самолетами в другую лабораторию, которая находилась в Лос-Аламосе. Сведения "Дельмара" немедленно передавались в Москву. В Центре на их основе готовились донесения на имя генерал-лейтенанта Павла Судоплатова, начальника отдела "С", из которого сведения в "обезличенном виде" направлялись Игорю Курчатову, изучавшего их и ставившего новые вопросы, ответы на которые должны были для него добыть сотрудники советских разведслужб.

В декабре 1945 года "Дельмар" сообщил о том, что американцы производят полоний и также используют его в атомном проекте. В донесении, в частности, сообщалось: "…Изготовленный полоний отправляется в штат Нью-Мексико, где используется для создания атомных бомб. Полоний производится из висмута. На 1 ноября 1945 года объем продукции завода составил 300 кюри полония в месяц, а сейчас доведен до 500 кюри".

13 февраля 1946 года в ГРУ было получено еще одно письмо. Вот его содержание: "При этом направляю краткое описание процесса производства элемента полония, полученное нами от достоверного источника". Таким образом, Жорж Коваль был первым, кто подсказал советским физикам и конструкторам, как получается и для чего используется в американских атомных зарядах химический элемент полоний. До поступления в Москву сведений Коваля об использовании американцами полония, этим веществом в рамках советского атомного проекта никто и не занимался. Сведения, переданные Ковалем в декабре 1945-го - феврале 1946-го годов в Москву об использовании американцами в их первой бомбе полония, подсказали советским ученым путь решения проблемы, связанной с нейтронным запалом атомной бомбы.

В 1945 году Коваль уже имел воинское звание "сержант штабной службы". Вскоре его перевели на новое место службы - в лабораторию, которая располагалась на секретном объекте в городе Дейтон, штат Огайо. Новая должность расширила его информационные возможности. В лаборатории, как и в Ок-Ридже, работали физики и химики, выполнявшие задания в рамках американского атомного проекта. Научные исследования говорили о том, что работа в США по созданию атомной бомбы вступает в завершающую фазу. На очередной встрече Жорж передал "Клайду" сведения об основных направлениях работы лаборатории в Дейтоне.

В сентябре 1945 года завершилась Вторая мировая война. Жоржа Коваля уволили с военной службы. Начальник лаборатории предложил ему остаться на прежней должности вольнонаемным сотрудником, обещал повышение по службе.

Однако после увольнения из американской армии, Коваль прибыл в Нью-Йорк, где работал его руководитель "Клайд". На очередной встрече "Дельмар" доложил ему о том, что еще он узнал о лаборатории в Дейтоне, сообщил о предложении остаться там же на должности гражданского специалиста. "Клайд" увидел в этом интересную перспективу, которая позволила бы разведке получать новые секретные данные. Однако Жорж рассудил иначе. Он считал, что продолжение его работы в Дейтоне связано с большим риском и таит в себе неизбежную опасность провала. Жорж предвидел ужесточение режима секретности на закрытых военных объектах, новую проверку всех сотрудников, выяснение их родственных связей. В США и Канаде газеты уже были забиты материалами о советском атомном шпионаже. Существовала реальная угроза того, что агенты ФБР смогут установить, что Жорж Коваль в 1932 году вместе с родителями выехал на постоянное жительство в СССР...

И он вернулся в Москву, встретился с женой, которая верно ждала его все эти годы. Она получала от него изредка письма, которые ей передавали сотрудники ГРУ.

В июне 1949 года начальник 2-го Главного управления Генштаба, генерал армии М.Захаров подписал приказ, в котором говорилось, что "…солдат Жорж Коваль, 1913 года рождения, демобилизован из рядов Вооруженных Сил СССР".

И бывший аспирант возвратился в свой МХТИ, без особого труда восстановился в аспирантуре и начал увлеченно заниматься научной работой. В конце 1951 года Коваль защитил диссертацию и стал кандидатом технических наук. Над диссертацией Коваль работал используя знания, полученные как в МХТИ, так и в американском колледже. Пригодился и опыт практической работы в Ок-Ридже и Дейтоне.

После защиты диссертации у молодого кандидата наук возникли серьезнейшие проблемы: он оказался безработным. В Министерстве высшего образования ему заявили, что "потребность в научных кадрах его специальности в стране, к сожалению, крайне ограничена".

Это была слабо замаскированная ложь: в послевоенное время такие специалисты, как Коваль, стране, несомненно, были очень нужны. Кандидаты наук - тем более. Около года молодой ученый оббивал пороги Министерства высшего образования и других ведомств, пытаясь выяснить причину, из-за которой он стал безработным. Формально кадровики ссылались на несуразности в его автобиографии. Уволенный из армии рядовым, "солдат Жорж Коваль" не мог объяснить как произошло, что он, имея высшее образование, за десять лет военной службы не смог получить даже звания младшего лейтенанта и имел только одну медаль: "За победу над Германией". О службе же в разведке он не имел права говорить ни слова.

Дело, однако, было не только в этом. Кому в пору охоты на "безродных космополитов" и "врачей-отравителей" нужен был молодой кандидат наук еврейского происхождения? Так семья одного из крупнейших советских разведчиков почти целый год буквально голодала.

Наконец в марте 1953 года, уже после смерти Сталина, безработный кандидат наук решил направить письмо с просьбой помочь устроить на работу начальнику военной разведки. Письмо сработало.

Начальник ГРУ, генерал-лейтенант М.А.Шалин 16 марта 1953 года направил личное письмо министру высшего образования В.Н.Столетову. В том письме говорилось: "...с 1939 по 1949 годы Коваль Ж.А. находился в рядах Советской Армии. В соответствии с подпиской о неразглашении государственной и военной тайны он не может объяснить характер своей службы, которая проходила в особых условиях. Прошу Вас учесть его немалые заслуги при обеспечении работой".

Этого оказалось достаточно, чтобы Жоржа немедленно приняли на преподавательскую работу в Московский химико-технологичесий институт.

За 40 лет работы в этом институте он проявил себя не хуже, чем до того, в военной разведке. Сегодня его вспоминают как выдающегося преподавателя. Хоть докторскую он так и не защитил, но по количеству научных публикаций, как говорят его бывшие коллеги и студенты, Жорж Абрамович переплюнул бы любого профессора. Жорж Коваль умер 31 января 2006 года.

Тот факт, что президент России устроил специальную церемонию для награждения советского разведчика времен атомного проекта, говорит о многом. В частности, благодаря этому, достаточно широко освещавшемуся мероприятию, американские ученые, которые в 1940-е годы были знакомы и работали с ним, обратили внимание на некомпетентность и соперничество в американских спецслужбах того времени, а также провели параллель с провалом американских спецслужб в связи с терактом 11 сентября 2001 года.

Физик Арнольд Креймиш, учившийся с Ковалем в городском колледже Нью-Йорка, вспоминает в газете "Нью-Йорк таймс": "Он был очень дружелюбным, очень участливым и очень умным. Он никогда не делал домашних заданий". Вспоминая свою работу с ним в ядерном центре в Ок-Ридже, Креймиш, который живет в Рестоне, штат Вирджиния, продолжает: "Он имел доступ ко всему. У него был свой джип, немногие из нас имели свой джип. И он был очень умен".

Американские спецслужбы узнали о шпионаже Жоржа Коваля вскоре после его бегства из США. Арольд Креймиш вспоминает, что в начале 1950-х годов ФБР пригласило его на интервью по поводу Коваля, где предупредило, что сведения о Ковале являются секретными.

Стюарт Блум, ведущий физик Ливерморской национальной лаборатория им. Э.Лоуренса в Калифорнии, который также учился с Ковалем в Городском колледже в Нью-Йорке, назвал его "обычным парнем": "Он играл в бейсбол и хорошо играл. У него не было русского акцента, он бегло говорил по-английски, на американском английском, и он имел блестящую репутацию... Однажды я увидел его смотрящего в бесконечность и думающего о чем-то постороннем. Я думаю, я теперь понимаю, о чем он думал...".

19 июня 1953 года в нью-йоркской тюрьме Синг-Синг был приведен в исполнение смертный приговор, вынесенный двумя годами ранее американским коммунистам Юлиусу и Этель Розенберг. Суд присяжных признал супругов виновными в шпионаже в пользу Советского Союза.

Юлиус Розенберг родился в Нью-Йорке в 1918 году в семье иммигрантов из России. Этель Грингласс была на три года старше него. Будущие супруги познакомились в «Лиге молодых коммунистов». На тот момент Этель уже считалась политически неблагонадежной, поскольку публично выступала за улучшение условий труда и повышение зарплаты. Летом 1939 года, когда Юлиус закончил нью-йоркский Сити-колледж по специальности инженер-электрик, они поженились, а потом началась Вторая мировая война. Юлиус записался добровольцем в американскую армию, и его взяли на работу в НИИ войск связи, где помимо прочего проходили исследования радиолокационных установок и управляемых ракет.

В 1942 году Юлиус вступил в Коммунистическую партию США, Этель последовала его примеру. На службе об этом событии стало известно только через три года, и Юлиус был уволен на основании Закона Хэтча 1939 года, который запрещал государственным служащим состоять в политических партиях, целью деятельности которых было «свержение конституционной формы правления в Соединенных Штатах».

Через два года после окончания войны Советский Союз намекнул на то, что ему удалось открыть «секрет» атомной бомбы, что сильно встревожило американцев. На тот момент США уже испытали действие своего оружия на японских городах Хиросима и Нагасаки и рассчитывали, что СССР догонит американцев только через несколько лет.

ФБР заподозрило утечку информации, и в ходе расследования всплыло имя Юлиуса Розенберга, который был занесен в досье ведомства еще в свои студенческие годы. Были у ФБР материалы и на Этель: в 1930-х годах она подписала петицию о включении Коммунистической партии в избирательные списки.

В начале 1950 года в Англии был задержан немецкий физик-теоретик Клаус Фукс. Член Коммунистической партии Германии, он с 1944 года передавал Советскому Союзу сведения об американской программе по разработке ядерного оружия «Проект Манхэттен». На допросах Фукс сдал своего связника Гарри Голда, а тот - младшего брата Этель Дэвида Грингласса. Он долго отказывался давать показания на сестру и ее зятя, но ФБР выбило из него признание, арестовав его жену Рут. Грингласс признался, что в сентябре 1945 года передал «атомные секреты» США Юлиусу Розенбергу.

На основании его показаний 17 июля 1950 года Розенберга арестовали. Этель задержали 11 августа, после того как она воспользовалась Пятой поправкой к Конституции США, позволяющей не давать показаний, которые могут быть использованы против самого допрашиваемого. В середине августа агенты ФБР нашли в Мексике Мортона Собелла, которого признали «членом группы Розенберга», и тоже выдвинули ему обвинения.

Следствие установило, что Юлиус Розенберг был завербован сотрудником НКВД Семеном Семеновым в 1942 году и был ценен не только добываемой информацией, но и пополнением шпионских рядов: он лично завербовал свою жену, супругов Грингласс и инженера-электрика Собелла. В 1944 году Семенова отозвали в Москву, и Розенберг стал сотрудничать с советским разведчиком Александром Феклисовым, впоследствии ставшим Героем России.

Закрытый суд над Розенбергами начался 6 марта 1951 года. На процессе Дэвид Грингласс, работавший механиком на ядерном объекте в Лос-Аламосе, штат Нью-Мексико, стал главным свидетелем обвинения. Согласно его показаниям, Феклисов захотел, чтобы Розенберг завербовал своего шурина, когда узнал, что тот работает на «Проекте Манхэттен». Грингласс отводил супругам-шпионам одну из главных ролей в передаче засекреченных данных союзному государству.

Несколько лет назад были рассекречены протоколы допроса Рут Грингласс. Она признавалась, что Розенберг завербовал ее в 1944 году и только потом добрался до Дэвида. В ее показаниях содержатся указания на то, что Этель принимала активное участие в «обмене научной информацией с союзниками»: «Его жена сказала мне, что мне надо по крайней мере передать это Дэвиду. Ей казалось, что он может этим заинтересоваться и захочет это делать... Она призывала меня поговорить с Дэвидом...»

Через 23 дня с момента начала судебного разбирательства жюри присяжных признало Юлиуса и Этель Розенберг виновными в шпионаже в пользу иностранного государства. 5 апреля судья Ирвинг Кауфман вынес супругам приговор: смертная казнь на электрическом стуле.

В своем последнем слове Юлиус Розенберг сказал:

«Я не удивлен вынесенным вердиктом - правительству так нужен был кто-то, кто ответит за все его просчеты: и за гибель наших солдат в Корее, и за всеобщую нищету, вызванную избыточными оборонными расходами. Опять же, всем недовольным нужно было объяснить, что правительство теперь вправе их прикончить. Похоже, нам суждено стать первыми жертвами американского фашизма».

Решение суда должен был утвердить президент США Гарри Трумэн, но он тянул время и не подписывал его. Супруги ожидали смерти в тюрьме Синг-Синг больше двух лет. За это время в их поддержку выступали ученые и деятели искусства со всего мира: немецкий физик-теоретик Альберт Эйнштейн, французский писатель Жан Кокто, испанский художник Пабло Пикассо, немецкий драматург Бертольд Брехт, мексиканский художник Диего Ривера и другие. «Юридическое линчевание, вымазавшее кровью целую страну», - отзывался о процессе над Юлиусом и Этель Розенберг французский философ-экзистенциалист Жан-Поль Сартр.

Когда апелляция Розенбергов была отклонена, занявший в январе 1953 года пост президента США Дуайт Эйзенхауэр утвердил смертный приговор. Преемник Трумэна не прислушался даже к папе римскому Пию XII, который призывал помиловать супругов. Верховный суд США отказал в отсрочке исполнения приговора, и 19 июня 1953 года Юлиус и Этель Розенберг были казнены на электрическом стуле.

Похороны супругов Розенберг, 1953 год. Фото: AP

Третий фигурант процесса, Мортон Собелл, получил 30 лет тюремного заключения, из которых отсидел чуть меньше 19, получил условно-досрочное освобождение и стал правозащитником. В 2008 году в интервью газете The New York Times Собелл впервые признался в том, что действительно был шпионом. Он передавал в Советский Союз материалы, касавшиеся американских систем ПВО.

Существует несколько версий причин, по которым Розенбергов постигла смертная казнь, в то время как остальные шпионы союзного государства получали тюремные сроки. Американцев могло озлобить то, что супруги отрицали выдвинутые в свой адрес обвинения вместо того, чтобы признать вину. Многие включают Розенбергов в список жертв периода маккартизма, когда быть коммунистом в Америке было особенно опасно. Существует версия, что виной всему еврейское происхождение обоих супругов и антисемитизм американцев, но и судья Кауфман, и гособвинитель были евреями. Ни одна из еврейских организаций США не вступилась за супругов, так как не увидела признаков их дискриминации по национальному признаку.

Защитники четы Розенбергов говорят, что дело было сфабриковано. В частности, они считают, что Этель могла и не быть сообщницей своего мужа, хотя и знала, что он советский шпион. В таком случае ее арест был способом давления на Юлиуса с целью вытянуть из него имена сообщников. Это предположение в 2000 году подтвердил Дэвид Грингласс, признавшийся журналистам, что он оговорил сестру под давлением прокурора. Его показания до сих пор остаются засекреченными.

По другой версии, дело Розенбергов было необходимо США, чтобы оправдать действия американцев в Корее. «Я думаю, что содеянное вами, тот факт, что вы вручили русским атомную бомбу за несколько лет до того, как, согласно предсказаниям лучших наших ученых, они могли бы довести ее до кондиции самостоятельно, повлек за собою, с моей точки зрения, коммунистическую агрессию в Корее», - указывал судья Кауфман на связь между этими двумя процессами в тексте обвинительного приговора.

Наконец, многие исследователи, в том числе историк советской разведки Александр Колпакиди, придерживаются мнения, что масштабы ущерба, нанесенного Розенбергами американской ядерной промышленности, сильно преувеличены. Официальные данные о переданной Юлиусом информации остаются засекреченными, но Колпакиди утверждает, что гораздо большую ценность имели добытые им сведения в области радиоэлектроники.

В 1944 году Розенберг передал Феклисову образец и подробную схему радиовзрывателя, при этом «американская печать писала о том, что созданные в период войны радиовзрыватели по своему значению уступают лишь атомной бомбе и на их создание было истрачено свыше одного миллиарда долларов», - объяснял историк в книге «Внешняя разведка СССР».

Внешняя разведка СССР имела целую плеяду блестящих разведчиков и агентов, которые работали по американскому атомному проекту. И одним из самых результативных среди них был талантливый физик, работавший в Лос-Аламосе, - Клаус Фукс.

Клаус Фукс: Атомный шпион

Клаус Фукс открыл секреты «Манхэттенского проекта» советской разведке

Хорошо известно, что свою первую атомную бомбу под игривым названием «Штучка» американцы испытали незадолго до открытия международной Потсдамской конференции, 16 июля 1945 года, на полигоне Аламогордо в штате Нью-Мексико. День был выбран далеко не случайно. Президент США Трумэн хотел продемонстрировать СССР, кто теперь «хозяин в мире». Сообщив Сталину об успешных испытаниях 24 июля, американский лидер распухал от гордости за свою страну, отныне владеющую сверхмощным оружием. Но потом Трумэн и вся американская делегация были серьёзно озадачены. Потому что Сталин отреагировал на это сообщение совершенно буднично, нисколько не удивившись.

Немецкий вундеркинд

Сначала участники Потсдамской конференции решили, что советский лидер просто не понял, какую информацию донёс до него американский президент и что она значит для мировой политики. Однако это было не так. Об испытаниях в Нью-Мексико Сталин узнал ещё 20 июля от разведки. Более того, в это время в Советском Союзе уже вовсю шла работа над созданием собственного атомного оружия, о чём американцы не знали в принципе.
Через четыре года, 29 августа 1949 года, на Семипалатинском полигоне СССР испытал собственное ядерное оружие. Для американцев это был настоящий шок. Они в Лос-Аламосе работали над главной тайной Америки. Но уберечь её они прекрасно понимали, что за четыре года никакая страна не может с нуля создать атомную технологию и реализовать её в конкретное оружие. Тем более страна с разрушенной войной экономикой.
Они пришли к совершенно правильному выводу. В Лос-Аламосе, научном городке в пустыне, где реализовался американский «Манхэттенский проект» под руководством выдающегося физика Роберта Оппенгеймера, вовсю работала советская разведка. Её материалы и позволили СССР семимильными шагами пройти сложный путь по созданию атомной бомбы. И одну из ведущих ролей в этом сыграл Клаус Фукс.
Он родился 29 декабря 1911 года в Германии, в городе Рюссельсхайм. Его выдающиеся способности в физике и математике были замечены ещё в средней школе, которую он окончил с медалью.
С приходом к власти Гитлера Клаус Фукс, который к тому времени был уже членом коммунистической партии, перебрался в Париж, а потом в качестве беженца - в Лондон. В Англии его потрясающие способности в области ядерной физики были замечены, и Фукса приняли аспирантом в Бристольскую лабораторию. Всего через три года Фукс защитил докторскую диссертацию и стал самым молодым доктором наук. Ему было 25 лет.
С1937 по 1939 год молодой доктор с головой погрузился в ядерную физику, работая в лаборатории будущего лауреата Нобелевской премии Макса Борна в Эдинбурге. Совместно с Борном он выпустил несколько серьёзных, работ по этой тематике.
В связи с принятым в конце 1940 года британским правительством решением о начале строительства завода по получению урана-235 Клаус Фукс по рекомендации Борна и Мотта был принят на работу в лабораторию профессора Пайерлса, руководившего в Бирмингемском университете созданием атомной бомбы. Там Фукс решил несколько кардинальных математических задач, необходимых для уточнения основных параметров этого оружия.

Ценный сотрудник

Лишь в 1942 году, после получения британского гражданства, Фукс получил полный доступ к совершенно секретным материалам, касающимся создания ядерного оружия. В Британии эта программа называлась «Тьюб Аллой». Одним из направлений было слежение за работами по созданию атомной бомбы в Германии. Именно Фукс на основе материалов британской разведки первым понял, что немецкие физики выбрали «тупиковую» ветвь исследований и атомную бомбу в обозримом будущем создать не смогут.
Напомним, Фукс был убеждённым коммунистом и восхищался СССР. Он совершенно искренне считал, что наличие атомной бомбы у Великобритании и США и отсутствие подобного оружия у Советского Союза совершенно несправедливо, и этот перекос должен быть исправлен.
Именно поэтому поздней осенью 1941 года молодой физик по своей инициативе нашёл выход на советскую разведку и рассказал о работах по созданию ядерного оружия, ведущихся в Англии. Первая информация ушла в СССР, там по достоинству оценили её важность и значимость. Потому что разрозненные сведения о разработке атомного оружия с 1941 года поступали от разведчиков из Германии, США и той же Британии. Завербовать физика, имеющего самое непосредственное отношение к этой проблеме, для советской разведки было огромной удачей.
Специально для конспиративной связи с Фуксом в Англию была направлена агент внешней разведки НКГБ СССР Урсула Кучинская. Через неё Фукс начал передавать бесценные материалы о теоретических разработках и практическом исполнении элементов и узлов британской атомной бомбы. К сожалению, в СССР пока не было организованной программы по разработке атомного оружия. Материалы огромной значимости, переданные Фуксом, больше года пролежали в сейфах НКГБ.
10 марта 1943 года Сталин подписал решение ГКО СССР о назначении академика Игоря Курчатова на должность научного руководителя работ по использованию атомной энергии в СССР. Лишь тогда выкладки Фукса попали в руки того, кто мог извлечь из них практическую пользу.
19 августа 1943 года в канадском Квебеке США и Великобритания договорились о совместной программе по созданию атомной бомбы. Было решено, что реализо-вываться она будет в США, в Лос-Аламосе, под руководством американского физика немецкого происхождения Роберта Оппенгеймера.
Глава проекта хорошо знал труды Фукса и высоко ценил его как физика. Поэтому сам Оппенгеймер предложил включить учёного в состав английской группы, работавшей в Лос-Аламосе.
В декабре 1943 года один из самых эффективных «атомных шпионов» советской разведки Клаус Фукс прибыл в Лос-Аламос. Для связи с ним был выбран кадровый офицер разведки Гарри Голд. Уже в первых числах февраля 1944 года Голд установил контакт с Фуксом и стал получать от него секретную информацию о ходе строительства завода в Ок-Ридже и материалы английской миссии учёных в Лос-Аламосе.

Борец за справедливость

В 1945 году от Фукса пошла такая информация, которая позволила советским атомщикам выйти на реальное воплощение первой атомной бомбы. Учёный передал связнику письменную информацию по урановой бомбе и одновременно сообщил о работах по созданию плутониевой бомбы в США.
В 1947 году резидент в Америке сменился. В течение двух лет контакты с Фуксом поддерживал сотрудник внешней разведки СССР Александр Феклисов. По мнению Игоря Курчатова, информация, получаемая от Фукса вплоть до 1949 года, была бесценна и во многом предопределила создание советского оружия массового поражения. Соответственно - и формирование вооружённого паритета в мире.
Американцы, начиная с 1947 года, поняли, что утечка по ядерной тематике идёт из самого сердца «Манхэттенского проекта», прямо из Лос-Аламоса. Три года потребовалось спецслужбам, чтобы сузить круг подозреваемых (изначально он насчитывал более 60 человек, работавших в Лос-Аламосе) и в конце концов выйти на Фукса. Его арестовали в начале 1950 года, когда он находился в Лондоне.
Клаус Фукс не стал скрывать, что передавал ядерные секреты Советскому Союзу. И даже объяснил свою позицию - несправедливо, когда страну, победившую фашизм, оставляют «за бортом» при создании сверхмощного оружия. Его судили и приговорили к 14 годам тюрьмы. От смертной казни его спасло только то, что приговор выносил английский, а не американский суд. За решёткой он провёл девять с половиной лет. 23 июня 1959 года был выпущен на свободу «за примерное поведение».
Клаус Фукс переехал в ГДР, где до последних дней работал заместителем директора института ядерной физики. Он неоднократно становился лауреатом многих научных премий, был награждён орденом Карла Маркса. Умер в 1988 году, похоронен в Берлине.

Разведка и Кремль (Записки нежелательного свидетеля): Рассекреченные жизни Судоплатов Павел Анатольевич

АТОМНЫЙ ШПИОНАЖ

АТОМНЫЙ ШПИОНАЖ

В 1943 году всемирно известный физик Нильс Бор, бежавший из оккупированной немцами Дании в Швецию, попросил находившихся гам видных ученых Елизавету Мейтнер и Альфвена проинформировать советских представителей и ученых, в частности Капицу, о том, что его посетил немецкий физик Гейзенберг и сообщил: в Германии обсуждается вопрос о создании атомного оружия. Гейзенберг предложил международному научному сообществу отказаться от создания этого оружия, несмотря на нажим правительств. Не помню, Мейтнер или Альфвен встретились в Гетеборге с корреспондентом ТАСС и сотрудником нашей разведки Косым и сообщили ему, что Бор озабочен возможным созданием атомного оружия в гитлеровской Германии. Аналогичную информацию от Бора, еще до его бегства из Дании, получила английская разведка. Западные ученые высоко оценивали научный потенциал советских физиков, им были хорошо известны такие крупные ученые, как Иоффе, Капица, и они искренне считали, что, предоставив информацию Советскому Союзу об атомных секретах и объединив усилия, можно обогнать немцев в создании атомной бомбы.

Еще в 1940 году советские ученые, узнав о ходивших в Западной Европе слухах о работе над сверхмощным оружием, предприняли первые шаги пр выявлению возможности создания атомной бомбы. Однако они считали, что создание такого оружия возможно теоретически, но вряд ли осуществимо на практике в ближайшем будущем. Комиссия Академии наук по изучению проблем атомной энергии под председательством академика Хлопина, специалиста по радиохимии, тем не менее рекомендовала правительству и научным учреждениям отслеживать научные публикации западных специалистов по этой проблеме. Хотя правительство не выделило средств на атомные исследования, начальник отделения научно-технической разведки НКВД Квасников направил ориентировку резидентурам в Скандинавии, Германии, Англии и США, обязав собирать всю информацию по разработке “сверхоружия" - урановой бомбы.

Большой успех в этом приоритетном направлении нашей разведывательной деятельности был достигнут после того, как мы направили в Вашингтон в качестве резидента Зарубина (“Купер”) - под прикрытием должности секретаря посольства “Зубилина” - вместе с женой Лизой, ветераном разведки.

Сталин принял Зарубина 12 октября 1941 года накануне его отъезда в Вашингтон. Тогда немцы находились под Москвой. Сталин сказал Зарубину, что его главная задача в будущем году заключается в нашем политическом воздействии на США через агентуру влияния.

До этого времени разведывательная работа по сбору политической информации в Америке была минимальной, поскольку мы не имели конфликтных интересов с США в геополитической сфере. Но в начале войны Кремль был сильно озабочен поступившими из США данными, что американские правительственные круга рассматривают вопрос о возможности признания правительства Керенского как законной власти в России в случае поражения Советского Союза в войне с Германией, и советское руководство осознало важность и необходимость получения информации о намерениях американского правительства, так как участие США в войне против Гитлера приобретало большое значение.

Зарубин должен был создать масштабную и эффективную систему агентурной разведки не только для отслеживания событий, но и воздействия на них. Однако поступившие в Центр за полтора года материалы разведки из Англии, США, Скандинавии и Германии по разработке атомного оружия кардинально изменили направление наших усилий.

Менее чем за месяц до отъезда Зарубина британский дипломат Маклин, наш проверенный агент из кембриджской группы, работавший в то время под псевдонимом “Лист”, сообщил документированные данные, что английское правительство уделяет серьезное внимание разработке бомбы невероятной разрушительной силы, основанной на действии атомной энергии.

С 1939 года я был куратором разведывательных операций, связанных с использованием знаменитой кембридже кой группы, в том числе разработок по Филби и Маклину. В июле 1939 года я принял решение о возобновлении связи с Маклином, Филби, Берджесом, Кэрнкроссом и Блантом, хотя они могли быть раскрыты Александром Орловым, бежавшим на Запад.

Когда Франция потерпела поражение в июне 1940 года, Маклин, работавший в английском посольстве во Франции, вернулся в Лондон в министерство иностранных дел. В Лондоне он действовал под оперативным руководством резидента Горского (один из его псевдонимов “Вадим”).

16 сентября 1941 года британский военный кабинет - так назывался кабинет министров во время войны - рассмотрел специальный доклад о создании в течение двух лет урановой бомбы. Проект по урановой бомбе получил название “Трубный сплав”. На эти работы крупному британскому концерну “Империал кемикал индастриз” были ассигнованы громадные средства. Маклин передал нам шестидесяти страничный доклад британского военного кабинета с обсуждением этого проекта.

Другой наш источник - агент из “Империал кемикал индастриз” - сообщил, что руководство концерна рассматривает вопрос об атомной бомбе только в теоретическом плане. Одновременно нам стало известно, что Комитет начальников штабов Великобритании также принял решение о строительстве завода по созданию атомной бомбы. Наш резидент в Лондоне Горский срочно попросил Центр провести экспертизу направленных нам материалов.

Первоначально ученые дали по этим материалам отрицательное заключение. Поскольку наши ученые рассматривали вопрос об атомном оружии только как теоретическую возможность, мы не были удивлены тем, что информация по урановой бомбе носила противоречивый характер.

Наша разведывательная деятельность в США в то время была направлена на противодействие Германии и Японии. Хейфец, резидент в Сан-Франциско, пытался завербовать агентуру в США для последующего использования ее в Германии, но не добился существенных результатов, поскольку имел связи в основном в еврейских общинах американского тихоокеанского побережья.

В задачи Хейфеца и Зарубина входила нейтрализация антисоветской деятельности белой эмиграции в США, представленной такими фигурами, как Керенский, бывший премьер Временного правительства, и Чернов, лидер партии эсеров, высланный из России по указу Ленина в 1922 году.

Дело в том, что мы начали получать помощь по лендлизу, и было крайне важно создать в глазах американцев самое благоприятное впечатление о нашей стране, тем более что правительство Рузвельта очень болезненно реагировало на критику его связей с Советским Союзом, раздававшуюся в Конгрессе и на страницах газет. Мы стремились выявить, в какой мере эта критика инспирирована белой эмиграцией.

Однако все это отошло на второй план, когда Хейфец и наш оперативный работник Семенов сообщили, что американские власти намерены привлечь выдающихся ученых, в том числе лауреатов Нобелевской премии, к разработкам особо секретной проблемы, и на эти цели правительство выделяет двадцать процентов от общей суммы расходов на военно-технические исследования. Хейфец сообщил также, что связанный с нелегальной сетью компартии США видный физик Оппенгеймер и его коллеги покидают Калифорнию и уезжают на новое место для проведения работ по созданию атомной бомбы.

До февраля 1942 года я занимал должность заместителя начальника зарубежной разведки и помню эти сообщения. Они содержали исключительно важную информацию, которая способствовала изменению нашего скептического отношения к атомной проблеме.

Решение американцев выделить такие крупные суммы на атомный проект в этот опасный для союзников период войны убедило нас, что он имеет жизненно важное значение и может быть фактически выполнен.

Первая встреча Хейфеца и Оппенгеймера произошла в декабре 1941 года в Сан-Франциско на собрании по сбору пожертвований в помощь беженцам и ветеранам гражданской воины в Испании. Хейфец посетил это собрание в качестве советского вице-консула. Он хорошо говорил на английском, немецком и французском языках и был незаурядной личностью. Еще в 30-е годы, будучи заместителем резидента в Италии, он заметил и начал первичную разработку Ферми и его мал одою ученика Понтекорво, которые выделялись своими антифашистскими взглядами и могли стать источниками научно-технической информации.

Я познакомился с Хейфецом в 30-е годы, когда он приезжал в Москву, и сразу попал под его обаяние, которое сочеталось с высоким профессионализмом разведчика. Хейфец некоторое время работал секретарем Крупской. Его отец был одним из основателей компартии США, когда работал в Коминтерне. Находясь на нелегальном положении в Германии, Хейфец окончил Политехнический институт в Йене и получил диплом инженера. Хейфец как еврей рисковал в Германии головой, но его темная кожа позволила ему использовать фальшивые документы студента-беженца из Индии, обучающегося в Германии.

Хейфец вращался в различных кругах Сан-Франциско, пользовался большим уважением коммунистов и левых (они называли его “мистер Браун”). Он рассказывал мне, что дважды встречался с Оппенгеймером и его женой на коктейле. К тому времени до Хейфеца уже доходили слухи о начале работ над сверхбомбой, но Москва все еще сомневалась в важности и неотложности атомной проблемы.

Тогда же Хейфец сообщил, что Оппенгеймер упомянул о секретном письме Альберта Эйнштейна президенту Рузвельту в 1939 году, в котором обращал его внимание на необходимость исследований для создания нового оружия в связи с угрозой фашизма.

Оппенгеймер был разочарован тем, что со стороны властей быстрой реакции на письмо Эйнштейна не последовало и что работы разворачиваются медленно.

Опытный профессионал Хейфец прекрасно знал, как расположить к себе Оппенгеймера. Не могло быть и речи о том, чтобы предложить ему деньги, прибегнуть к угрозам или шантажу с использованием компрометирующих материалов. Благодаря личному обаянию он установил доверительные отношения с Оппенгеймером через его брата Фрэнка, обсуждая сложную ситуацию в связи с нападением японцев на Пёрл-Харбор и нависшую над миром угрозу фашизма.

В традиционном смысле слова Оппенгеймер, Ферми и Сцилард никогда не были нашими агентами. Эго утверждал и Квасников, возглавлявший в 1947-1960 годах советскую научно-техническую разведку: “Ученых, работавших с нашей разведкой, агентами назвать было нельзя”.

Информация Хейфеца имела исключительно важный характер. Центр поручил Семенову (кодовое имя “Твен”) проверить сообщения, полученные от Хейфеца. Семенов должен был выявить главных ученых-специалистов, привлеченных к работе над сверхсекретным проектом, и определить конкретную роль каждого.

Семенов пришел в органы госбезопасности в 1937 году. Он один из немногих имел высшее техническое образование, и его послали учиться в США, в Массачусетский технологический институт, чтобы в дальнейшем использовать по линии научно-технической разведки. Он эффективно действовал как оперативный сотрудник под прямым руководством Овакимяна, который работал под прикрытием советской внешнеторговой фирмы “Амторг” в Нью-Йорке. Именно Семенову и его помощнику Курнакову удалось установить прочные контакты с близкими к Оппенгеймеру физиками из Лос-Аламоса, работавшими в 20-30-е годы в Советском Союзе и имевшими связи в русской и антифашистской эмиграции в США. Так стал регулярно действовать главный канал поступления информации по атомной бомбе. Это Семенов привлек к сотрудничеству супругов Коэнов, выполнявших роль курьеров. Лона Коэн передала нам в 1945 году важнейшие научные материалы по конструкции атомной бомбы.

Семенов, используя свои связи в Массачусетском технологическом институте, определил, кто из видных ученых участвует в так называемом Манхэттенском проекте по созданию атомной бомбы, и независимо от Хейфеца сообщил весной 1942 года, что не только ученые, но и американское правительство проявляют серьезный интерес к этой проблеме. Семенов сообщал также, что в проекте участвует известный специалист по взрывчатым веществам Кистяковский, украинец по национальности.

Мы немедленно дали указание использовать агентуру среди русских эмигрантов для обеспечения подходов к Кистяковскому. Однако два наших важных агента в США - бывший генерал царской армии Яхонтов, женатый на сестре жены наркома госбезопасности СССР Меркулова, эмигрировавший в США после гражданской войны, и Сергей Курнаков, ветеран операций ГПУ по эмиграции в США, не смогли привлечь Кистяковского.

На связи у Семенова некоторое время находились супруги Юлиус и Этель Розенберга, привлеченные к сотрудничеству с нашей разведкой еще Овакимяном в 30-е годы. Научно-техническая информация Розенбергов не имела существенного значения - они со своими родственниками были подстраховочным звеном, далеким от основных операций. Позднее арест и суд над ними привлек внимание всего мира.

Семенову принадлежит, пожалуй, основная роль в создании канала поступления разведывательной информации по атомной бомбе, через который в 1941-1945 годах мы получили, как пишет Терлецкий в своих воспоминаниях, американские секретные отчеты, а также английские материалы с описанием основных экспериментов по определению параметров ядерных реакций, реакторов, различных типов урановых котлов, диффузионных разделительных установок, дневниковые записи по испытаниям атомной бомбы и тому подобное.

В марте 1942 года Маклин предоставил нам документальные данные об интенсивной работе по атомной проблеме в Англии. В том же году советская военная разведка привлекла к сотрудничеству Фукса.

Важные события произошли и в нашей стране. В мае 1942 года Сталин получил письмо от молодого ученого- физика, специалиста по ядерным реакциям, будущего академика Флерова, который обращал внимание на подозрительное отсутствие в зарубежной прессе с 1940 года открытых научных публикаций по урановой проблеме, а это, по его мнению, свидетельствовало о начале работ по созданию атомного оружия в Германии и других странах. Флеров предупреждал, что немцы могут первыми создать атомную бомбу. И мне (в то время я занимался организацией партизанского движения и сбором разведывательной информации по Германии и Японии) поручили выяснить все об атомных разработках в Германии.

Информация от агентуры, полученная в деловых и промышленных кругах Швеции, была противоречивой. В Германии и Скандинавии упорно циркулировали слухи о работах немцев над “сверхоружием”, но никаких подробностей об этих работах мы не знали. Только после войны стало ясно, что под “сверхоружием” имелась в виду двухступенчатая ракета на основе модели ФАУ-2, которая могла бы достигнуть побережья США.

Информация по атомной бомбе, поступившая из США и Англии, совпадала. Она подтвердилась, когда мы получили сообщение о возможности создания атомной бомбы со слов видного физика-ядерщика Елизаветы Мейтнер. Мейтнер была в поле зрения нашей разведки с тех Пор, когда в 1938 году встал вопрос о возможности ее приезда в Советский Союз для работы. Потом ей пришлось бежать из фашистской Германии в Швецию, где Нильс Бор помог ей устроиться на работу в Физический институт Академии наук. Агентов-женщин, вышедших на Мейтнер, инструктировала по указанию Берии заместитель резидента НКВД в Стокгольме Зоя Рыбкина.

В марте 1942 года Берия направил Сталину всю информацию, поступившую из США, Англии и Скандинавии. В письме он указывал, что в Америке и Англии ведутся научные работы по созданию атомного оружия.

В феврале 1943 года, когда британские спецслужбы провели диверсионную операцию в Веморке (Норвегия), где был завод тяжелой воды, необходимой для атомного реактора, Сталин поверил, что атомный проект приобретает реальное содержание. О подробностях диверсии нам сообщили наши источники в Норвегии, Филби и кембриджская группа из Лондона. Я не придал особого значения этим сообщениям, потому что ущерб от нее показался мне незначительным, и был удивлен, когда Берия приказал мне взять на заметку эту операцию. Его, естественно, насторожило, что, несмотря на имевшуюся договоренность с англичанами о совместном использовании наших агентурных групп в Скандинавии, Западной Европе и Афганистане для проведения крупных операций по диверсиям и саботажу, англичане не просили нас о поддержке своего рейда в Веморке. Это говорило о том, что диверсионной операции в Норвегии англичане придавали особое значение.

До начала 1943 года у нас никаких практических работ в области создания атомной бомбы не велось. Еще до нападения немцев Государственная комиссия по военно-промышленным исследованиям отклонила предложения молодых физиков-ядерщиков Института физико-технических исследований в Харькове и немецкого ученого эмигранта Ланге начать работы по созданию сверхмощного взрывного устройства. Предложение было направлено в отдел изобретений Наркомата обороны, но его сочли преждевременным и не поддержали.

В марте 1942 года Берия предложил Сталину создать при Государственном Комитете Обороны научно-консультативную группу из видных ученых и ответственных работников для координации работ научных организаций по исследованию атомной энергии. Он также просил Сталина разрешить ознакомить наших видных ученых с информацией по атомной проблеме, полученной агентурным путем, для ее оценки. Сталин дал согласие и предложил, чтобы независимо друг от друга несколько ученых дали заключение по этому вопросу.

По проблеме создания в ближайшем будущем атомной бомбы высказались, с одной стороны, академик Иоффе и его молодой ученик профессор Курчатов, которых ознакомили с материалами разведки, с другой - академик Капица (его проинформировали устно о работах по атомной бомбе в США, Англии и Германии).

Иоффе привлекли к исследованиям по атомной энергии по совету академика Вернадского. Он был известен западным ученым, поскольку в 20-30-е годы совершил ознакомительные поездки в лаборатории Западной Европы и США. В 1934 году, находясь в Бельгии, Иоффе отклонил предложение уехать на работу в США, хотя в то время противоречия в наших научных кругах между физиками резко обострились. Особенно остро конфликтовали московские и ленинградские ученые. Непримиримую позицию к школе Иоффе занимали, в частности, и некоторые влиятельные профессора Московского университета. Это продолжалось не один год. (Я помню, как московский профессор сказал мне: “Павел Анатольевич, зачем вы консультируетесь у этих деятелей из Ленинградского физико-технического института? Это же банда!”) Иоффе оценил громадную важность информации об атомных исследованиях в Америке и поддержат необходимость начала работ по созданию советской атомной бомбы. В дальнейшем Иоффе сыграл видную роль в улаживании конфликтов между учеными Московского университета и Академии наук, и он был одним из инициаторов создания вскоре после войны трех главных центров атомных исследований.

Капица считал, что проблема создания атомной бомбы бросает вызов современной физике и ее решение возможно только совместными усилиями наших ученых и ученых США и Англии, где проводятся фундаментальные исследования по атомной энергии.

После этой встречи, как мне позднее рассказывал Ванников, нарком боеприпасов, один из руководителей атомной программы, впервые руководство страны окончательно убедилось в реальной возможности создания атомного оружия, и Сталин так был заворожен мощным разрушительным потенциалом атомной бомбы, что в конце октября 1942 года предложил дать кодовое название плану нашего контрнаступления под Сталинградом - операция “Уран”. Во всех идеях и предложениях у него всегда присутствовал этот внутренний мотив, непонятный собеседникам.

На основе информации из Лондона от источника в концерне “Империал кемикал индастриз”, который играл важную роль в английском проекте “Трубный сплав”, Сталин приказал Первухину, наркому химической промышленности, оказать самую серьезную поддержку ученым в работе по созданию атомного оружия.

Прошел год. Капица, проинформированный НКВД в 1943 году о начале работ в США и Германии над атомным оружием, несколько раз обращался к Сталину и Берии с предложениями пригласить Бора, чтобы тот возглавил нашу атомную программу. По согласовании с Молотовым он написал Бору письмо, в котором просил приехать его в Советский Союз, где ему гарантировались самые лучшие условия для работы. Когда Бор находился в Англии, его пригласили в советское посольство, где он встретился с резидентом НКВД Горским, действовавшим под прикрытием. должности советника посольства, но в ходе беседы Бор избегал обсуждать вопросы атомных исследований.

В конце января 1943 года была получена информация от Семенова (“Твен”), что в декабре 1942 года в Чикаго Ферми осуществил первую цепную ядерную реакцию. Наш источник, насколько я помню, молодой Понтекорво, сообщил о феноменальном успехе Ферми условной фразой: “Итальянский мореплаватель достиг Нового Света”. Однако эта информация носила самый общий характер, и спустя несколько месяцев Курчатов запросил дополнительные материалы о первой ядерной реакции.

В это же время Барковский передал из Лондона закрытые научные труды западных ученых по атомной энергии за 1940-1942 годы. Эти первые научные материалы подтвердили, что западные ученые достигли большого прогресса в создании атомной бомбы.

Таким образом, мы располагали не только устными сообщениями, но и протоколами обсуждения на заседаниях английского военного кабинета перспектив использования атомной энергии для создания сверхмощного оружия.

В 1943 году резидентом в Мехико был назначен Василевский. Он вполне подходил для этой работы: у него был опыт войны в Испании, где он командовал диверсионным партизанским отрядом; он успешно выполнил агентурные операции в 1939-1941 годах в Париже; он адаптировался к жизни на Западе, был всегда хорошо одет, подтянут, владел французским и испанским языками, обладал незаурядными способностями располагать к себе людей и привлекать к сотрудничеству под удобным предлогом. Василевскому удалось восстановить связи с агентурой в США и Мексике, привлеченной Эйтингоном и Григулевичем для проведения операции по ликвидации Троцкого.

11 февраля 1943 года Сталин подписал постановление правительства об организации работ по использованию атомной энергии в военных целях. Возглавил это дело Молотов. Тогда же было принято решение ввиду важности атомной проблемы сделать ее приоритетной в деятельности разведки НКВД. Берия первоначально выступал в качестве заместителя Молотова и отвечал за вопросы обеспечения военных и ученых разведывательной информацией. Я помню, как он приказал мне познакомить Иоффе, Курчатова, Кикоина и Алиханова с научными материалами, полученными агентурным путем, без разглашения источников информации.

Кикоин, прочитав доклад о первой ядерной цепной реакции, был необычайно возбужден и, хотя я не сказал ему, кто осуществил ее, немедленно отреагировал: “Это работа Ферми. Он единственный в мире ученый, способный сотворить такое чудо”. Я вынужден был показать им некоторые материалы в оригинале на английском языке. Чтобы не раскрывать конкретные источники информации, я закрыл ладонью ту часть документа, где стояли подписи и перечислялись источники. Ученые взволнованно сказали: “Послушайте, Павел Анатольевич, вы слишком наивны. Мы знаем, кто в мире физики на что способен. Вы дайте нам ваши материалы, а мы скажем, кто их авторы”. Иоффе тут же по другим материалам назвал автора - Фриша. Я немедленно доложил об этом Берии и получил разрешение раскрывать Иоффе, Курчатову, Кикоину и Алиханову источники информации.

В апреле 1943 года в Академии наук СССР была создана специальная лаборатория № 2 по атомной проблеме, руководителем которой назначили Курчатова. Ему едва исполнилось сорок лет. Это было смелое решение. Но мы знали, что американский атомный проект возглавил 44-летний Оппенгеймер, не имевший звания лауреата Нобелевской премии. Наши физики старшего поколения не могли поверить, что Бор и Ферми работают в подчинении у Оппенгеймера. Уже в декабре 1943 года по прямому указанию Сталина Курчатов был избран действительным членом Академии наук.

Получив от НКВД доклад о первой цепной ядерной реакции, осуществленной Ферми, Курчатов обратился к Первухину с просьбой поручить разведывательным органам выяснить ряд важных вопросов о состоянии атомных исследований в США. В связи с этим была проведена реорганизация деятельности служб разведки Наркомата обороны и НКВД. В течение пяти лет, в 1940-1945 годах, научно- техническая разведка велась специальными подразделениями и отделениями Разведупра Красной Армии и Первого управления НКВД-НКГБ, заместителем начальника которою я был до февраля 1942 года. В 1944 году было принято решение, что координировать деятельность разведки по атомной проблеме будет НКВД. В связи с этим под моим началом была создана группа “С” (группа Судоплатова), которая позднее, в 1945 году, стала самостоятельным отделом “С”. Помимо координации деятельности Разведупра и Н КВД по сбору информации по атомной проблеме, на группу, а позднее отдел, были возложены функции реализации полученных данных внутри страны. Большую работу по обработке поступавшей научно-технической информации по атомной бомбе проводили сотрудники отдела “С” Зоя Зарубина, Земсков, Масся, Грознова, Покровский. Зарубина и Земсков, насколько я помню, под руководством Терлецкого перевели наиболее важные материалы по конструкции ядерных реакторов и самой атомной бомбы. К тому времени Зоя Зарубина имела большой опыт оперативной и переводческой работы, участвовала в мероприятиях Ялтинской и Потсдамской конференций союзников в 1945 году. Согласно решению правительства отдел “С” стал рабочим аппаратом бюро № 2 Спецкомитета правительства СССР по “проблеме № 1”. Квалифицированные специалисты и ученые, работавшие в отделе, регулярно докладывали о получаемых разведывательных материалах на заседаниях комитета и научно-технического совета, который возглавлял нарком боеприпасов Ванников.

Курчатов и ученые его группы часто бывали у Берии, обсуждая вопросы организации работ в соответствии с получаемой от НКВД информацией. Фактически Курчатов и Иоффе поставили перед Сталиным вопрос о замене Молотова Берией в качестве руководителя всех работ по атомной проблеме.

Обычно после посещения кабинета Берии на Лубянке Курчатов, Кикоин, Алиханов и Иоффе поднимались ко мне, где мы обедали в комнате отдыха, после чего они углублялись в работу над документами, полученными из-за границы.

Наши ученые, чтобы ускорить научные работы по атомной энергии, были очень заинтересованы в регулярном ознакомлении с ходом этих работ в США. В письме от 7 марта 1943 года заместителю Председателя Совета Народных Комиссаров СССР Первухину Курчатов писал:

“Получение данного материала имеет громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки. Теперь мы имеем важные ориентиры для последующего научного исследования, они дают возможность нам миновать многие, весьма трудоемкие фазы разработки урановой проблемы и узнать о новых научных и технических путях ее разрешения”.

Курчатов подчеркивал, что "вся совокупность сведений... указывает на техническую возможность решения всей проблемы в значительно более короткий срок, чем это думают наши ученые, не знакомые еще с ходом работ по этой проблеме за границей”.

В другом письме от 22 марта 1943 года Курчатов сообщат, что внимательно рассмотрел последние работы американцев по трансурановым элементам и установил новое направление в решении всей проблемы урана. “До сих пор, - пишет Курчатов, - работы по трансурановым элементам в нашей стране не проводились. В связи с этим обращаюсь к вам с просьбой дать указание разведывательным органам выяснить, что сделано в рассматриваемом направлении в Америке”.

Наши источники информации и агентура в Англии и США добыли 286 секретных научных документов и закрытых публикаций по атомной энергии. В своих записках в марте-апреле 1943 года Курчатов назвал семь наиболее важных научных центров и 26 специалистов в США, получение информации от которых имело огромное значение. С точки зрения деятельности разведки, это означало оперативную разработку американских ученых в качестве источников важной информации.

В феврале 1944 года состоялось первое совещание руководителей военной разведки и НКВД по атомной проблеме в кабинете Берии на Лубянке. От военных присутствовали Ильичев и Мильштейн, от НКВД - Фитин и Овакимян. Я был официально представлен как руководитель группы “С”, координировавший усилия в этой области. С этого времени разведка Наркомата обороны регулярно направляла нам всю поступавшую информацию по атомной проблеме.

Должен признаться, я не был обрадован поручением Берии. Возглавляя работу группы “С” по координации добычи и реализации разведданных по атомной бомбе, я испытывал трудности, так как не имел технического образования, не говоря уже о знаниях в области физики. Одновременно я руководил действиями диверсионных партизанских отрядов в тылу немецких армий, и это было моей основной обязанностью.

В 1944 году Хейфец вернулся в Москву и доложил мне и Берии свои впечатления о встречах с Оппенгеймером и другими известными учеными, занятыми в атомном проекте. Он сказал, что Оппенгеймер и его окружение глубоко озабочены тем, что немцы могут опередить Америку в создании атомной бомбы.

Выслушав доклад Хейфеца, Берия сказал, что настало время для более тесного сотрудничества органов безопасности с учеными. Чтобы улучшить отношения, снять подозрительность и критический настрой специалистов к органам НКВД, Берия предложил установить с Курчатовым, Кикоиным и Алихановым более доверительные, личные отношения. Я пригласил ученых к себе домой на обед. Однако это был не только гостеприимный жест: по приказанию Берии я и мои заместители - генералы Эйтингон и Сазыкин - как оперативные работники должны были оценить сильные и слабые стороны Курчатова, Алиханова и Кикоина. Мы вели себя с ними как друзья, доверенные лица, к которым они могли обратиться со своими повседневными заботами и просьбами.

Однажды вечером после работы над очередными материалами мы ужинали в комнате отдыха. На накрытом столе стояла бутылка лучшего армянского коньяка. Я вообще не переношу алкоголя, даже малая доза всегда вызывала у меня сильную головную боль, и мне казалось, что наши ведущие ученые по своему складу и напряженной умственной работе также не употребляют алкогольных напитков. Поэтому я предложил им по чайной ложке коньяку в чай. Они посмотрели на меня с изумлением, рассмеялись и налили себе потные рюмки, выпив за успех нашего общего дела.

В начале 1944 года Берия приказал направлять мне все агентурные материалы, разработки и сигналы, затрагивавшие лиц, занятых атомной проблемой, и их родственников. Вскоре я получил спецсообщение, что младший брат Кикоина по наивности поделился своими сомнениями о мудрости руководства с коллегой, а тот немедленно сообщил об этом оперативному работнику, у которого был на связи.

Когда я об этом проинформировал Берию, он приказал мне вызвать Кикоина и сказать ему, чтобы он воздействовал на своего брата. Я решил не вызывать Кикоина, поехал к нему в лабораторию и рассказал о “шалостях” его младшего брага. Кикоин обещал поговорить с ним. Их объяснение было зафиксировано оперативной техникой прослушивания, установленной в квартирах ведущих ученых-атомщиков.

Я был удивлен, что на следующий день Берия появился в лаборатории у Кикоина, чтобы окончательно развеять его опасения относительно брата. Он собрал всю тройку - Курчатова, Алиханова, Кикоина - и сказал в моем присутствии, что генерал Судоплатов придан им для того, чтобы оказывать полное содействие и помощь в работе; что они пользуются абсолютным доверием товарища Сталина и его личным. Вся информация, которая предоставляется им, должна помочь в выполнении задания советского правительства. Берия повторил: нет никаких причин волноваться за судьбу своих родственников или людей, которым они доверяют, - им гарантирована абсолютная безопасность. Ученым будут созданы такие жизненные условия, которые дадут возможность сконцентрироваться только на решении вопросов, имеющих стратегически важное значение для государства.

По указанию Берии все ученые, задействованные в советском атомном проекте, были обеспечены приличным жильем, дачами, пользовались спецмагазинами, где могли наравне с руководителями правительства покупать товары по особым карточкам; весь персонал атомного проекта был обеспечен специальным питанием и высококвалифицированной медицинской помощью. В это же время все личные дела ученых, специалистов и оперативных работников, напрямую участвовавших в проекте или в получении разведывательной информации по атомной проблеме, были переданы из управления кадров в секретариат Берии. Тогда же в секретариат Берии из американского отдела передали наиболее важные оперативные материалы по атомной энергии, добытые разведкой. Из дела оперативной разработки “Эноммоз” по атомной бомбе, до сих пор хранящегося в архиве службы внешней разведки, было изъято окало двухсот страниц. В целях усиления режима безопасности без санкции Берии никто не имел доступа к этим материалам. Помню конфликт с заместителем Берии Завенягиным, который требовал ознакомить его с документами. Я отказал ему, и мы крепко поссорились; он получил доступ к материалам разведки только после разрешения Берии.

Большие административные способности Берии в решении атомной проблемы признают и участники нашей атомной программы, например, академик Харитон в своем интервью о создании атомной бомбы в журнале “Огонек” (1993 г.).

Когда мы получили данные о том, что американские власти уделяют особое внимание секретности своего атомного проекта, Эйтингон и я предложили использовать группы нелегалов в качестве курьеров и для работы с источниками информации: мы понимали, что американская контрразведка обратит внимание на связи Хейфеца с прокоммунистическими кругами, имеющими выход на специалистов Манхэттенского проекта. Получив соответствующую директиву Москвы, Зарубин приказал Хейфецу немедленно прекратить разведывательные операции с использованием активистов компартии.

Однако ряд активистов компартии продолжали действовать по собственной инициативе. В 1943 году, нарушив полученное от Зарубина указание, они, не зная о наших выходах на семью Оппенгеймера, обратились к нему с просьбой о предоставлении информации Советскому Союзу о работах в Лос-Аламосе. Оппенгеймер, опасавшийся раскрытия связей через жену и брата с нашими людьми, вынужден был поставить в известность американские спецслужбы об этой просьбе знакомого физика, связанного с компартией. Это привело к тому, что все связи с видными физиками, участвовавшими в работах по атомной бомбе, были переключены на канал нелегальной разведки и использование специальных курьеров, имевших безупречное прикрытие в глазах американской контрразведки.

В 1943-1944 годах мы использовали различные каналы подходов к американским атомным секретам. Нашими главными целями были лаборатории Лос-Аламоса, заводы Ок-Риджа и лаборатории по ядерным исследованиям в Беркли. Мы также пытались проникнуть в промышленные фирмы, выполнявшие заказы, связанные с созданием атомного оружия.

В 1943 году известный актер, руководитель Московского еврейского театра Михоэлс, вместе с еврейским поэтом, нашим проверенным агентом, Фетром совершил длительную поездку в США как руководитель Еврейского антифашистского комитета. Оперативное обеспечение визита Михоэлса и разработку его связей в еврейских общинах осуществлял Хейфец.

Берия принял Михоэлса и Фефера накануне отъезда и дат им указание провести в США широкую пропаганду большой значимости вклада еврейского народа в развитие науки и культуры Советского Союза и убедить американское общественное мнение, что антисемитизм в СССР полностью ликвидирован вследствие сталинской национальной политики.

Зарубин и Хейфец через доверенных лиц информировали Оппенгеймера и Эйнштейна о положении евреев в СССР. По их сообщению, Оппенгеймер и Эйнштейн были глубоко тронуты тем, что в СССР евреям гарантировано безопасное и счастливое проживание. В это же время до Оппенгеймера и Эйнштейна дошли слухи о плане Сталина создать еврейскую автономную республику в Крыму после победы в войне с фашизмом.

Оппенгеймер и Ферми не знали, что уже в то время они фигурировали в наших оперативных материалах как источники информации под кодовыми именами “Директор резервации”, “Вексель”, “Заяц”. Псевдоним “Вексель” использовался иногда и для источника обобщенных материалов, поступавших от ученых-физиков, участвовавших в американском атомном проекте. Насколько я помню, под общим псевдонимом “Стар” иногда фигурировали Оппенгеймер и Ферми. Еще раз повторяю - никто из них никогда не был нашим завербованным агентом разведки.

Жена известного скульптора Коненкова, наш проверенный агент, действовавшая под руководством Лизы Зарубиной, сблизилась с крупнейшими физиками Оппенгеймером и Эйнштейном в Принстоне. Она сумела очаровать ближайшее окружение Оппенгеймера. После того, как Оппенгеймер прервал связи с американской компартией, Коненкова под руководством Лизы Зарубиной и сотрудника нашей резидентуры в Нью-Йорке Пастель- няка (“Лука”) постоянно влияла на Оппенгеймера и еще ранее уговорила его взять на работу специалистов, известных своими левыми убеждениями, на разработку которых уже были нацелены наши нелегалы и агентура Семенова.

Лиза Зарубина, жена Василия Зарубина, резидента в США, была выдающейся личностью. Обаятельная и общительная, она легко устанавливала дружеские связи в самых широких кругах. Элегантная женщина с чертами классической красоты, натура утонченная, она как магнит притягивала к себе людей. Лиза была одним из самых высококвалифицированных вербовщиков агентуры. Она привлекла к работе беженцев из Польши и одного из помощников Сциларда. Она нашла выход на Сциларда через одного его родственника в Москве, работавшего в специальной лаборатории НКВД по авиационной технике. Лиза прекрасно владела английским, немецким, французским и румынским языками. Она выглядела типичной представительницей Центральной Европы, но могла неузнаваемо менять свою внешность и манеру поведения. Лиза состояла в родственных отношениях с Анной Паукер, видным деятелем румынской компартии. Старший брат Лизы руководил боевой организацией румынских коммунистов, и когда его судил военный трибунал, сумел дважды бежать из зала суда. В 1922 году он погиб в перестрелке.

Лиза стала сотрудником разведывательной службы еще в 1919 году. Одно время она работала в секретариате Дзержинского. Ее первым мужем был Блюмкин, застреливший в Москве в 1918 году немецкого посла графа Мирбаха. Блюмкин являлся ключевой фигурой в заговоре эсеров против Ленина в июле 1918 года. Когда мятеж эсеров провалился, Блюмкин явился с повинной, был прощен и продолжал работать в ЧК-ГПУ, выполняя задания Дзержинского и иногда Троцкого, с которым он также был знаком.

В 1929 году Блюмкин создал нелегальную резидентуру в Турции под видом торговой фирмы, используя финансовые средства, полученные от продажи хасидских древнееврейских рукописей, переданных ему из особых фондов Государственной библиотеки им. В.И.Ленина. Эти деньги предназначались для создания боевой диверсионной организации против англичан в Турции и на Ближнем Востоке. Однако Блюмкин передал часть средств Троцкому, который после высылки из СССР жил в Турции. Кроме того, он привез в Москву письмо Троцкого, адресованное Радену.

Лиза была потрясена этим. Она сообщила об этом руководству. Блюмкин был арестован, а позднее расстрелян.

Через несколько лет Лиза вышла замуж за Василия Зарубина, вернувшегося из Китая. Они были направлены на нелегальную работу в Европу по фальшивым документам - супружеская пара коммерсантов из Чехословакии. Семь лет Зарубины находились в различных странах Западной Европы, успешно провели ряд важных разведывательных операций, в том числе по вербовке сотрудника гестапо Лемана (“Брайтенбах”) и жены помощника министра иностранных дел Германии (“Юна”), с которой Лиза поддерживала связь до мая 1941 года.

В 1941 году Лизе Зарубиной было присвоено звание капитана госбезопасности. В США она часто ездила в Калифорнию, где Хейфец ввел ее в круг людей, близких к семье Оппенгеймера. Благодаря связям Хейфеца Лиза получила все установочные данные на членов семьи и родственников Оппенгеймера, отличавшихся левыми взглядами. Хейфец организовал встречу Лизы с женой Оппенгеймера Кэтрин, которая симпатизировала Советскому Союзу, коммунистическим идеалам. Насколько я помню, Кэтрин Оппенгеймер не фигурировала в оперативных документах как источник информации, но мы работали через женщину, близкую к Оппенгеймеру, и, как мне кажется, этой женщиной была его жена.

Ветераны ЦРУ, работавшие у нас весной 1992 года над архивом ЦК КПСС, натолкнулись на материалы Коминтерна о связях Оппенгеймера с членами законспирированной ячейки компартии США. Они обнаружили также и запрос нашей разведки Димитрову, председателю Коминтерна, в июне 1943 года с просьбой предоставить данные для использования этих связей.

Таким образом, Оппенгеймер, Ферми и Сцилард помогли нам внедрить надежные агентурные источники информации в Ок-Ридж, Лос-Аламос и чикагскую лабораторию. Насколько я помню, в США было четыре важных источника информации, которые передавали данные о работе лаборатории в наши резидентуры в Нью-Йорке и Вашингтоне. Они также поддерживали связи с нашей нелегальной резидентурой, использовавшей для прикрытия аптеку в Санта-Фе. Материалы, которые получал в Нью-Йорке Семенов, а позднее Яцков, поступали от Фукса и одного из наших глубоко законспирированных агентов через курьеров.

Одним из этих курьеров была Лона Коэн. Ее муж, Морис Коэн, был привлечен к сотрудничеству Семеновым. В 1939 году Морис женился на Лоне и также привлек ее к разведывательной работе. Сначала Лона отказывалась от сотрудничества, рассматривая его как измену, но Морис убедил ее, что они действуют во имя высшей справедливости и что такого рода сотрудничество вовсе не является предательством. Центр дал согласие на ее работу, имея в виду, что в нелегальных операциях супружеские пары действуют наиболее эффективно.

Когда Мориса в июле 1942 года призвали на военную службу, было решено в качестве курьера использовать его жену. Яцков (“Джонни”), сотрудник советского консульства в Нью-Йорке, принял Лону Коэн на связь от Семенова. Для прикрытия своих поездок в штат Нью-Мексико Лона посещала туберкулезный санаторий под предлогом профилактики. В 1992 году Яцков вспоминал о ней как о красивой молодой женщине. Вскоре после того, как в августе 1945 года атомные бомбы были сброшены на японские города, Лона совершила рискованную поездку в небольшой городок Альбукерке. Там ей должны были передать исключительно важные документы для московского Центра. Получив документы, Лона приехала на вокзал к самому отходу поезда с небольшим чемоданом, сумкой и ридикюлем. В условиях введенного в этом городке специального режима служба безопасности проверяла документы и багаж у всех пассажиров. И здесь Лона проявила высокий уровень профессиональной подготовки. Она поставила чемодан перед проверяющими и нервно перебирала содержимое своей сумки в поисках затерявшегося билета. Она передала ридикюль, где под салфетками лежал сверток с чертежами и детальным описанием первой в мире атомной бомбы, кондуктору вагона, который и держал его, пока она искала билет. Лона села в поезд уверенная, что кондуктор обязательно вернет ей ридикюль. Так и произошло. Когда Яцков встретил се в Нью-Йорке, она сказала ему, что все в порядке, но полиция почти держала эти материалы в своих руках. Этот эпизод впервые рассказан историком разведки Чиковым.