Хомский ноам язык и мышление. Ноам хомский о происхождении языка. «Хомскианство», меняющее мир

версия для печати | отправить ссылку на статью

I . Че Гевара лингвистики

Всем известно, что без Соссюра не было бы современной лингвистики. Соссюр – это бренд. Перед ним снимают шляпу даже в Америке. Что делает Хомский? Корчит презрительную гримасу и говорит, что у Соссюра «убогая концепция языка» . Почему убогая? Потому что Соссюр полагал, что, исследуя язык синтагматическими моделями и парадигматическими, его, как лес, можно будет полностью прочесать. И тем самым завершить лингвистику. Чтобы легче было вскрыть структуру языка, Соссюр предложил вынести предложения за пределы языка, оставив языку слова и звуки. Эта идея, конечно, не понравилась Хомскому. И он подготовил свой ответ «Чемберлену». Порождающую грамматику.

Что мне нравится в Хомском? Это его резкость и безкомпромиссность особенно к бихевиористам и позитивистам. Никакой политкорректности. Хомский – это Че Гевара в лингвистике.

Что сделал Хомский?

Лингвистика – занятие гностически гнусное. В ней много от логики. И вот Хомский в эту тихую заводь запустил крокодила, т.е. философию. Хомский – философ. Его душа жаждет не сортировки эмпирических фактов, а открытий. Он хочет не описывать язык, а объяснять его, искать глубоко скрытое.

Вот например, два предложения: «девочка съела яблоко» и «яблоко съедено девочкой». В одном случае я говорю, что сделала девочка. В другом – куда пропало яблоко, где оно? Это два разных события. В одном девочка – субъект, в другом – яблоко подлежащее. Согласно Хомскому, глубинное подлежащее здесь одно – девочка. Глубинный объект – яблоко. На поверхности два предложения с двумя разными подлежащими и разной информацией. При этом одно из них трансформировалось в другое: девочка – в яблоко. То, что делала девочка, и то, что стало с яблоком, совпадают в глубине. Конечно, возможны перестановки не только на месте подлежащего. Возможны и иные трансформации полного предложения. Например, не девочка съела яблоко, девочка не съела яблоко, девочка съела не яблоко, девочка съела гнилое яблоко, грязная девочка съела гнилое яблоко утром и т.д. Эти изменения связаны с изменением смысла. И весь вопрос заключается в том, что я хотел сказать и что сказалось, совпадает ли мой замысел со сказанным. Я думаю, что он никогда не совпадает. Хомский думает иначе. На мой взгляд, смысл существует вне языка, до языка, и, следовательно, вне грамматики языка.

Он предлагает начинать искать смысл с синтаксиса и затем идти к фонологии. Смысл предложения Хомский видит не в синтаксисе, а в семантике. Но он не объясняет откуда в синтаксисе взялась семантика. Он полагает, что семантика была дана изначально вместе с синтаксисом. Вот пример, «невидимый бог создал видимый мир». Это предложение на поверхности. Оно полное. А что в глубине? А в глубине атомарные фразы, комбинация которых и дает то, что на поверхности. Это фразы: 1. Бог есть 2.Бог есть невидимый 3. Мир создан 4. Мир видим. Вот из таких атомов и конструирует Хомский правильное предложение любой сложности.

Я составил из этих фраз следующее поверхностное предложение: «невидимый по ночам бог создал из любви видимый днем мир», т.е. я обессмыслил фразу, указывая на то, что язык не реализовал какой-то смысл и, следовательно, меня начинает интересовать не тот смысл, который уже реализован языком, а тот, который не реализован. И я хочу знать где он существует и как.

Поскольку все дело в порождающей семантике, постольку хотелось бы узнать: откуда берутся смыслы у предложения, кто их ему дает? Понятно, что есть формальные смыслы и неформальные. Например, «мне холодно» и «мне тепло». У этих предложений один и тот же формальный смысл, но неформальный разный. Если я правильно понимаю, порождающая грамматика Хомского пытается соединить формальный смысл и неформальный. И мне непонятно, как это делается, достигается ли это соединение. Например, я говорю: «на улице идет дождь». Вот откуда Хомский узнает, что я сказал. Может быть я этой фразой тяну время, может быть для меня жизнь – это слякоть. А может быть, я ничего не хочу сказать. Я просто заполнил паузу, чтобы не молчать.

Тем самым неизбежно встает вопрос о немой речи, о внутренней речи. Если верить психологам, то я при внутреннем проговаривании использую естественный язык. Но вполне допустимо, что я его не использую, что акт мысли использует систему предметных значений, независимых от языка. Это может быть код образов и схем. И мне нужно узнать откуда взялись эти образы, кто их сделал. А без аффекта это понять невозможно. Немая речь это то, что Жинкин называет универсально-предметным кодом, а Апресян – семантическим языком. Я их называю дословными смыслами. Вот они-то, как мне кажется, и не попадают в пространство порождающей семантики Хомского.

Мне так и не удалось понять, можно ли в процедуре порождения поверхностных предложений учитывать то, что русский язык, например, отдает предпочтение пространственным аспектам бытия, а не временным. Я запросто могу сказать: «на свете счастья нет» и здесь же добавить: «а в саду есть яблони». Все мы знаем, что русский язык – это язык бытийный, а не язык обладания. У нас зло кипит в человеке, как в чайнике. У наших детей есть головы, а у немцев они их имеют. Я могу сказать: «давай дойдем до угла и там простоим до обеда», потому что в русском языке заметна склонность фиксировать межпредметные отношения, а не межсобытийные. И ещё. В русском языке есть какая-то особая страсть и предрасположенность не только к таким понятиям, как «правда», «судьба», «душа», но и к неопределенным местоимениям, к ненормативным признакам. Например, меня с детства убивает слово «брюхатая» по отношению к беременной женщине. Мне кажется, что порождающая семантика Хомского все это не принимает в расчет. А если это так, то Хомский глобалист, который ищет грамматики, которой нет.

Мне было бы интересно узнать, к каким атомарным составляющим Хомский свел бы выражение «молоко на губах не обсохло». Так Якобсон только у одного словосочетания «сегодня вечером» насчитал 40 ясно различимых значений, которые передаются эмоционально, а не грамматически. Или вот Чацкий говорит Софье: «Блажен кто верует. Легко ему на свете». Как можно найти глубинный смысл этих слов. Если он ситуативен. Чацкий фактически говорит Софье: «Ты мне лапшу на уши не вешай, я тебе не верю». А может быть, он говорит и не это.

Или вот предложение «дождь идет». Хомский скажет, что здесь субъект – дождь. Но фактически здесь субъект «идёт», ибо это предикат, который из слова дождь не следует и ради которого произнесена фраза. И снова возникает вопрос, а для чего существует параллельное предложение: «дождит»?

Порождающая грамматика Хомского не объясняет, почему язык один, а мышление у людей разное, а также не раскрывает механизм, обеспечивающий связь мышления и языка, и самое главное, она оставляет в стороне вопрос о невербальном типе мышления. На мой взгляд, мыслить – это не значит говорить. Мыслить – значит воображать. Язык - это пространство обмена мыслями. Например, шахматист мыслит вне связи с языком, а наборщик текста имеет дело с языком вне связи с мыслью.

Хомский явно сочувствует Декарту. Декарт – это его философский жест в науке. Что из этого следует? Прежде всего, то, что разум и воля не могут быть реализованы автоматом. Об этой невозможности знали в 17 веке. Но о ней забыли в 21 веке. Что такое автомат? Например, животное – это автомат. Почему? Потому что, для него есть ближайшая причина, т.е. внешняя по отношению к нему, то, что запускает его рефлекс. Животное является автоматом и поэтому оно является реалистом. Ему не нужны ни язык, ни ум. Если даже мы когда-нибудь всё будем знать о животном, то это знание ничего не прибавит к пониманию мысли и языка. Хомский картезианец. Я думаю, что каждый честный человек картезианец, т.е. человек, который из страха перед наукой не примет на веру идею глобального эволюционизма. У языка и у сознания нет ближайшей причины. И поэтому человек не автомат. Но за то, что человек не автомат, нужно заплатить тем, что он одновременно еще и не реалист, т.е. аутист. Правда, Хомский не употребляет слово аутист, но он цитирует испанского врача 16 века Гуарте, который соединяет ум и нереализм человека. Гуарте выделяет три уровня ума:

1. низший. На этом уровне достаточно чувств, чтобы можно было существовать и быть реалистом, т.е. животным.

2. А еще есть нормальный ум. Я хочу обратить внимание на то, что говорит Гуарте об этом уме и что с удовольствием цитирует Хомский. А поскольку я не читал Гуарте, а также не читал логику Пор-Рояля, постольку за цитаты спасибо Хомскому. Вот цитата: «Нормальный ум способен порождать внутри себя, своей собственной силой, принципы на которых покоятся знания». И далее: «Нормально, если ум производит сам, без чьей - либо помощи тысячу причудливых образов, о которых он никогда не слышал».

Все без труда тут могут узнать что-то похожее на врожденные идеи Декарта. Я же обращаю внимание на «странную способность внутри себя, своей силы порождать принципы знания». Мне кажется, что эту мысль мало кто понимает. Так вот, я скажу теперь то, что Хомскому теперь бы не понравилось. Эта цитата отсылает нас к галлюцинациям человека-аутиста, из бесконечного количества образов которого, что–то случайно объективировалось, зацеплялось за то, что ему – образу – сопротивлялось. Из сопротивления галлюцинирующему сознанию аутистов и составлялась идея реальности. Нечто похожее Хомский находит у Лоренца, который говорил о том, что форма плавника рыбы появилась до того как рыба начала взаимодействовать с водой.

3. Гуарте пишет еще и о третьем уровне ума. Это тот же нормальный ум, с примесью сумасшествия. Этот ум узнает истину благодаря продуктивному воображению. То, что Хомский нашел Гуарте, и то, что он процитировал, говорит о его чудовищной философской проницательности. По большому счету всякий человеческий ум с примесью сумасшествия. Более того, наука вообще невозможна без сумасшедших идей. Поэтому учёным нужно чаще сходить с ума. Но этому сумасшествию противится язык. В чем, может быть, и состоит предназначение языка. Поэтому я и говорю, что сознание и язык – враги, а речевое сознание – вынужденный компромисс между ними. Резюмируя эту часть, я скажу, что реалисты живут в светлой комнате инстинкта, как автоматы. Им не надо думать, они не делают ошибок. А человек живет во тьме, на ощупь. Ему нужен ум, чтобы вообразить комнату тьмы и себя в этой комнате.

С вышеозначенной проблемой связана и проблема самодостаточности языка. Вот цитата из Хомского: «Нормальное использование языка является не только новаторским и потенциально бесконечным по разнообразию, но и свободным от управления какими – либо внешними и внутренними стимулами». Вот эта формула: «Бесконечное разнообразие и свобода от управления» и составляет смысл языка аутиста, т.е. его самодостаточности. Но откуда в языке новаторство? Ведь язык всегда тот же, прежний, а мысли в нем новые. Но после Декарта мы знаем, что понятия по улицам не бегают, а маленькие образы по воздуху не летают и в наши головы не залетают. Вопрос о новизне для Хомского является решающим. Если бы Хомский принял идею о том, что в трудной эволюционной борьбе с реальностью мы придумали язык для приспособления к реальности и мало-помалу развили его, то Хомского можно было бы не читать. Он был бы так же неинтересен, как Деннет или Пинкер. Цитата из Хомского: «Я не хочу, чтобы то, что я говорю, смешивали с попытками возродить теорию человеческих инстинктов» . А Пинкер как раз и возрождает теорию инстинктов. У Хомского есть ясное понимание того, что язык существует не для приспособления к реальности, не для познания. Как дерево существует не для того, чтобы кто-то сидел в его тени. Язык сам по себе, а не для чего-либо. Но если он сам по себе, то откуда в нем новизна? Более того, если язык – солипсист, то откуда в нем соответствие реальности и связность с ней.

Приведу еще две цитаты из Хомского: 1. «В чем состоит соответствие и связность языка с реальностью мы не можем сказать ясно и определенным образом, но нет сомнения в том, что они являются осмысленными понятиями» . 2. «Мы сегодня также далеки, как и Декарт три столетия назад от понимания того, что именно дает возможность человеку говорить способом, который носит новаторский характер, является свободным от управления стимулами, а также обладает свойствами в соответствии с ситуацией и связностью» .

Теория глубинных структур языка Хомского – это попытка найти ответ на эти вопросы. На мой взгляд – это не совсем удачная попытка. Ибо мысли в языке не от языка. И глупость в языке не от языка, а от продуктивной способности воображения. В самом языке нет креатива, он ничего не может. Креатив в воображаемом. В произвольном действии человека на самого себя. Новое не в камне, а скульпторе, в той галлюцинации, которую он хочет зацепить за камень. Иными словами, новизна во встрече уже сознания и языка, этих двух самодостаточных сущностей, между которыми нет никаких родственных отношений. Между языком и сознанием возможны процедуры наложения, пересечения, трения и т.д.

Но если дело в случайной встрече сознания и языка, то должен быть свидетель этой встречи. Этот свидетель – речь. Она соединяет уже сознание и язык. Поэтому «язык и речь» - неустранимая дуальность лингвистики и философии. А речь более перспективный объект исследования, нежели язык.

Что же мне не нравится у Хомского? Хомский забыл сказать, что не только язык, но и эмоция не нужна животному. Язык без эмоций ничего не может, он даже не узнает о своем существовании. Эмоция и язык – это два события, которые отделяют человека от животного. Эмоция существует как возможность произвольного действия на себя самого, как возможность приводить себя в исступление своими галлюцинациями. Из этой возможности при синергии какой-то критической массы людей возникает уже сознание, т.е. самоограничение своего действия на самого себя.

У животных нет ни эмоций, ни игры, ни языка, ни самоограничения. Вот эта забывчивость и привела Хомского к мысли о том, что мышление не доступно для интроспекции, что его там, в складках самости нет и нам наблюдать там нечего. Что мышление не прячется от языка, что оно в языке. Если я правильно понимаю, то Хомский растворил уже сознание в языке и в этом его ошибка. Это иллюзия, от которой трудно избавиться. Мышление существует не для истины, а язык не для семантики. Язык беспредметен. Ему не нужны ни ассоциации, ни привычки. Из идей о нераздельности языка и сознания следует другое заблуждение, что звук и значение соотносятся по врожденным правилам. Но ведь значения идеальны, а звуки материальны. Это не две стороны одного листа бумаги. Когда я ем яблоко, я не могу съесть значение слова «яблоко», ибо оно идеально. Более того, если правила соотношения звука и значения врождены, то откуда возникает у детей так называемый автономный язык. Далее, означает ли это, что врождены фонемы. У человека язык – не сигнал о неязыковом измерении. И Хомский это знает. Знакам языка не соответствуют какие-то неязыковые области. Если бы это соответствие было, то мы были бы птицами, защищающими свою территорию чередованием высоких и низких тонов. Человек использует язык не для информации. Он используется человеком для защиты уже сознания от других. Поэтому изначально язык существует для непонимания.

Хомскому нужно объяснить, почему звуков много, а фонем мало, а ведь, сколько фонем, столько изначальных слов языка, а это значит, что на звуковую материю были наложены некоторые смыслы, которые не были связаны со звуком. Эти смыслы могли иметь дозвуковую, аффективную природу и могли быть встроены в жестовую коммуникацию. Жесты – не знаки языка, жесты – это следы, которые на теле оставило уже сознание. Поэтому можно проделать редукцию предложения не к глубинной грамматике, ибо она оказывается такой же как и на поверхности, а освободить его от избыточных языковых признаков. Если слова состоят из морфем, то каждая морфема была когда-то словом. Я напомню о поэте Кондратьеве, который осуществил глубинную редукцию и освободил онегинскую строфу от избыточных языковых признаков, редуцируя ее к архаическим формам. Вот, что получилось:

«Не ующий, не яющий

Пускай слегка страдающий,

Пирующий, да ующий

Кукующе ликующий»

Язык двусмысленен, то есть язык – это всегда два языка. Например, один язык божественный, другой - земной, один - высокий, другой – низкий. Бог дал имена небу, земле, дню и ночи. Адам поименовал животных. И мне хотелось бы знать какой из двух языков Хомский хочет редуцировать к глубинной грамматике.

Один знак – это также всегда два знака, то есть знак развернут ни к тому, что вне знака, а к тому, что между знаками. Поэтому одно различие держит два знака. В языке существуют слова-дублеты, парные обозначения, как, например, глаза и очи.

Параллелизм предложений указывает на разные истоки происхождения языка. В мистериальном акте нуждались, видимо, в предложениях типа «дождит». В актах коммуникации употреблялись предложения типа «дождь идет», потому что в них что-то сообщается и поэтому требуется субъект-предикативная структура.

Глубинный смысл слова связан с функцией повеления, а не с функцией обозначения предметов. Звуковая субстанция, связанная с аффектом, императивна по своему существу. Язык входит в ритуал в звуковой форме, а не в форме жеста. Аффект дает звуковое начало ритму, его тоновым подъемам и спадам. Ритм интеллектуализирует аффект. Душа человека находит свое выражение в ритме, в мелодии, а не в жесте и знаке. Изначальная речь могла быть сведена к пространству одного звука.

Не мозг производит сознание и не нервная система, и не язык. Сознание не проблема психофизиологии и тем более лингвистики. Причина сознания – само сознание.

Сознание существует не для познания, а для стыда. Познавательные проблемы можно решить и без сознания в каком-нибудь электронном мозгу. В современном мире очень многое происходит без участия сознания. И не потому, что этому кто-то мешает, а потому, что оно не нужно. Оно не нужно для того, чтобы играть в бильярд, чтобы решать математические задачи, чтобы скриптор мог сочинять тексты. Все это языковые события, а не события сознания. Для того, чтобы появилось сознание, нужен как минимум абсурд в отношении к таким же, как ты. Сознание возникает для самоограничения аутистов, нарушителей запретов воображаемого.

Сознавать – значит воображать, то есть с самим собой начинать новый ряд явлений, в независимости от того имеет этот ряд отношение к реальности или не имеет. Сознание нужно для самообмана. Кто не обманывает себя, у того нет шансов быть причастным к сознанию. Только то, что может грезить само, по своему произволу имеет право на сознание. Сознание дает возможность видеть не то, что есть, а то, что человек воображает.

Все знают, что если пациенту прикладывать нагретую пластинку к телу и одновременно говорить ему о том, что это холодная пластинка, то реагировать его сосуды будут не на тепло, а на холод, на идеальное, а не материальное. Поэтому человек не реалист, а аутист.

Хомский Н. «Язык и мышление» М.1972

Хомский Н. Язык и мышление. М,1972.С.21

Там же

Аврам Ноам Хомский (часто транскрибируется как Хомски или Чомски , англ. Avram Noam Chomsky [ˈnoʊm ˈtʃɒmski ]; 7 декабря , Филадельфия , штат Пенсильвания , США) - американский лингвист , политический публицист , философ и теоретик. лингвистики , автор классификации формальных языков , называемой иерархией Хомского . Его работы о порождающих грамматиках внесли значительный вклад в упадок бихевиоризма и содействовали развитию когнитивных наук . Помимо лингвистических работ, Хомский широко известен своими радикально -левыми политическими взглядами, а также критикой внешней политики правительств США . Сам Хомский называет себя либертарным социалистом и сторонником анархо-синдикализма .

Имя

По-английски имя пишется Avram Noam Chomsky , где Avram (אברם) и Noam (נועם) - еврейские имена, а Chomsky - славянская по происхождению фамилия Хомский (ch - польский и немецкий способ передачи звука [х]). Англоговорящие же, как и он сам, произносят имя, как оно читается в соответствии с английскими правилами чтения: Эврэм Ноум Чомски (звук) .

Биография

В 1955 году Хомскому поступило предложение от (MIT), где с 1961 года он начал преподавать лингвистику.

Именно в это время он оказался вовлечённым в политику , примерно с 1964 года публично выступая против участия США во Вьетнамской войне . В Хомский опубликовал книгу-эссе о Вьетнамской войне «American Power and the New Mandarins» (Американская держава и новые мандарины). С этого времени Хомский стал широко известен благодаря своим политическим взглядам, выступлениям и ещё нескольким книгам по теме. Его взгляды, чаще всего классифицируемые как либертарный социализм , принесли ему как широкую поддержку среди левых , так и множество критиков из всех областей политического спектра. Несмотря на вовлечённость в политику, Хомский продолжает заниматься лингвистикой и преподаванием.

Вклад в лингвистику

Наиболее известная работа Хомского «Синтаксические структуры» () оказала огромное влияние на развитие науки о языке во всём мире; многие говорят о «хомскианской революции» в лингвистике (смене научной парадигмы в терминах Куна). Восприятие тех или иных идей созданной Хомским теории порождающей грамматики (генеративизма) ощущается даже в тех направлениях лингвистики, которые не принимают её основных положений и выступают с резкой критикой данной теории.

Со временем теория Хомского эволюционировала (так что о его теориях можно говорить и во множественном числе), но фундаментальное положение её, из которого, по мнению создателя, выводятся все прочие - о врождённом характере способности говорить на языке - оставалось незыблемым. Оно впервые высказано в ранней работе Хомского «Логическая структура лингвистической теории» 1955 года (переиздана в ), в которой он ввёл понятие трансформационной грамматики. Теория рассматривает выражения (последовательности слов), соответствующие абстрактным «поверхностным структурам», которые, в свою очередь, соответствуют ещё более абстрактным «глубинным структурам». (В современных версиях теории различия между поверхностными и глубинными структурами во многом стёрлись.) Трансформационные правила вместе со структурными правилами и принципами описывают как создание, так и интерпретацию выражений. С помощью конечного набора грамматических правил и понятий люди могут создать неограниченное количество предложений, в том числе создавать предложения, никем ранее не высказанные. Способность таким образом структурировать наши выражения является врождённой частью генетической программы людей. Мы практически не осознаём эти структурные принципы, как не осознаём большинства других своих биологических и когнитивных особенностей.

Недавние версии теории Хомского (такие, как «Минималистская программа ») содержат сильные утверждения об универсальной грамматике . Согласно его воззрениям, грамматические принципы, лежащие в основе языков, являются врождёнными и неизменными, а различия между языками мира могут быть объяснены в терминах параметрических установок мозга, которые можно сравнить с переключателями. Исходя из этой точки зрения, ребёнку для изучения языка необходимо только выучить лексические единицы (то есть слова) и морфемы , а также определить необходимые значения параметров, что делается на основе нескольких ключевых примеров.

Такой подход, по мысли Хомского, объясняет удивительную скорость, с которой дети изучают языки, схожие этапы изучения языка ребёнком вне зависимости от конкретного языка, а также типы характерных ошибок, которые делают дети, усваивающие родной язык, в то время как другие, казалось бы, логичные ошибки, не случаются. По мнению Хомского, невозникновение или возникновение таких ошибок свидетельствует об используемом методе: общем (врождённом) или зависящем от конкретного языка.

Идеи Хомского имели большое влияние на учёных, исследующих процесс усвоения языка детьми, хотя некоторые из них с этими идеями и не согласны, следуя эмерджионистским или коннективистским теориям, которые основываются на попытках объяснения общих процессов обработки информации мозгом. Впрочем, практически все теории, объясняющие процесс усвоения языка, пока являются спорными, и проверка теорий Хомского (как и других теорий) продолжается.

Вклад в психологию

Работы Ноама Хомского оказали значительное влияние на современную психологию . С точки зрения Хомского лингвистика является разделом когнитивной психологии . Его работа «Синтаксические структуры » помогла установить новую связь между лингвистикой и когнитивной психологией и легла в основу психолингвистики . Его теория универсальной грамматики была воспринята многими как критика устоявшихся в то время теорий бихевиоризма .

В 1959 году Хомский публикует критику работы Б. Ф. Скиннера «Вербальное поведение» .

Эта работа во многом проложила путь когнитивной революции, смены основной парадигмы американской психологии с бихевиоральной на когнитивную . Хомский отмечает, что бесконечное количество предложений, которые может строить человек, является веским основанием отвергать бихевиористкую концепцию обучения языку посредством подкрепления (закрепления) условного рефлекса . Дети младшего возраста могут складывать новые предложения, которые не были подкреплены прошлым поведенческим опытом. Понимание языка обусловлено не столько прошлым опытом поведения, сколько так называемым механизмом усвоения языка (Language Acquisition Device - LAD), являющимся внутренней структурой психики человека. Механизм усвоения языка определяет объём допустимых грамматических конструкций и помогает ребёнку осваивать новые грамматические конструкции из услышанной им речи .

Взгляд на критику научной культуры

Хомский в корне не согласен с деконструкционистской и постмодернистской критикой науки:

Я провёл значительную часть моей жизни в работе над такими вопросами, используя единственные известные мне методы; те методы, которые осуждаются здесь как «наука», «рационализм», «логика» и так далее. Поэтому я читал различные работы, питая надежду, что они позволят мне «переступить» эти ограничения или, может быть, предложат совершенно другой курс. Боюсь, я был разочарован. Возможно, это моя собственная ограниченность. Достаточно часто «мои глаза тускнеют», когда я читаю многосложные рассуждения на темы постструктурализма и постмодернизма; то, что я понимаю, - это или в значительной степени трюизм , или ошибка, - но это лишь часть всего текста. Действительно, существует множество других вещей, которые я не понимаю, например, статьи по современной математике или физические журналы. Но здесь есть разница. Во втором случае я знаю, как прийти к пониманию, и делал это в особенно интересных для меня случаях; и я знаю, что люди из этих областей могут объяснить мне содержание с учётом моего уровня, так что я могу достичь желаемого понимания (пусть частичного). Напротив, похоже, никто не может объяснить мне, почему современный пост-то-или-это не является (по большей части) трюизмом, ошибкой или тарабарщиной, и я не знаю, как поступать дальше .

Оригинальный текст (англ.)

I have spent a lot of my life working on questions such as these, using the only methods I know of; those condemned here as "science", "rationality", "logic" and so on. I therefore read the papers with some hope that they would help me "transcend" these limitations, or perhaps suggest an entirely different course. I"m afraid I was disappointed. Admittedly, that may be my own limitation. Quite regularly, "my eyes glaze over" when I read polysyllabic discourse on the themes of poststructuralism and postmodernism; what I understand is largely truism or error, but that is only a fraction of the total word count. True, there are lots of other things I don"t understand: the articles in the current issues of math and physics journals, for example. But there is a difference. In the latter case, I know how to get to understand them, and have done so, in cases of particular interest to me; and I also know that people in these fields can explain the contents to me at my level, so that I can gain what (partial) understanding I may want. In contrast, no one seems to be able to explain to me why the latest post-this-and-that is (for the most part) other than truism, error, or gibberish, and I do not know how to proceed.

Хомский отмечает, что критика «науки белых мужчин» имеет много общего с антисемитскими , политически мотивированными атаками нацистов против «еврейской физики » во время существования движения «Deutsche Physik », направленными на очернение результатов, полученных учёными-евреями:

Фактически, сама идея «науки белых мужчин», боюсь, напоминает мне «еврейскую физику ». Возможно, это ещё один мой недостаток, но когда я читаю научную работу, я не могу сказать, является ли автор белым и мужчина ли он. Это же справедливо в отношении обсуждения работы в классе, в офисе или где-нибудь ещё. Я сильно сомневаюсь, что небелые, немужского пола студенты, друзья и коллеги, с которыми я работал, были бы сильно впечатлены доктриной, согласно которой их мышление и понимание отличается от «науки белых мужчин» из-за их «культуры или пола и расы». Подозреваю, что «удивление» будет слишком мягким словом для их реакции .

Оригинальный текст (англ.)

In fact, the entire idea of "white male science" reminds me, I"m afraid, of "Jewish physics". Perhaps it is another inadequacy of mine, but when I read a scientific paper, I can"t tell whether the author is white or is male. The same is true of discussion of work in class, the office, or somewhere else. I rather doubt that the non-white, non-male students, friends, and colleagues with whom I work would be much impressed with the doctrine that their thinking and understanding differ from "white male science" because of their "culture or gender and race." I suspect that "surprise" would not be quite the proper word for their reaction.

Политические взгляды

Хомский является одной из самых известных фигур левого крыла американской политики . Он характеризует себя в традициях анархизма (либертарного социализма), политической философии , которую он кратко объясняет как отрицание всех форм иерархии и их искоренение, если они не оправданы. Хомский особенно близок к анархо-синдикализму . В отличие от многих анархистов, Хомский не всегда выступает против избирательной системы; он даже поддерживал некоторых кандидатов. Он определяет себя как «fellow traveler» («попутчик») анархистской традиции, по контрасту с «чистым» анархистом. Этим он объясняет свою готовность иногда сотрудничать с государством.

Я всегда поддерживал идею еврейской этнической родины в Палестине. Это не то же самое, что еврейское государство. Существуют сильные доводы в поддержку этнической родины, но должно ли там быть еврейское государство, или мусульманское государство, или христианское государство, или белое государство, - это совершенно другой вопрос.

Оригинальный текст (англ.)

I have always supported a Jewish ethnic homeland in Palestine. That is different from a Jewish state. There"s a strong case to be made for an ethnic homeland, but as to whether there should be a Jewish state, or a Muslim state, or a Christian state, or a white state - that"s entirely another matter.

В целом, Хомский не сторонник политических званий и категорий, и предпочитает, чтобы его взгляды говорили сами за себя. Его политическая активность заключается, в основном, в написании журнальных статей и книг, а также в публичных выступлениях. Сегодня он один из самых известных левых деятелей, особенно среди учёных и студентов университетов. Хомский часто путешествует по США , Европе и Третьему миру .

Хомский был одним из главных ораторов на Всемирном социальном форуме 2002 года .

Хомский о терроризме

Одним из ключевых устремлений сверхдержав, по утверждению Хомского, является организация и реорганизация окружающего мира в собственных интересах с использованием военных и экономических средств. Так, США вступили во Вьетнамскую войну и включающий её Индокитайский конфликт из-за того, что Вьетнам , или, точнее, его часть, вышла из американской экономической системы. Хомский также критиковал вмешательство США в дела центрально- и южноамериканских стран и военную поддержку Израиля , Саудовской Аравии и Турции .

Хомский постоянно акцентирует внимание на своей теории, согласно которой большая часть американской внешней политики базируется на «угрозе хорошего примера» (что он считает другим названием теории домино). «Угроза хорошего примера» заключается в том, что какая-либо страна могла бы успешно развиваться вне сферы влияния США, таким образом предоставляя ещё одну работающую модель для других стран, в том числе тех, в которых США сильно заинтересованы экономически. Это, по утверждению Хомского, неоднократно побуждало США к интервенции для подавления «независимого развития, невзирая на идеологию» даже в регионах мира, где у США нет значительных экономических, или связанных с национальной безопасностью, интересов. В одной из своих наиболее известных работ «Чего действительно хочет Дядя Сэм» Хомский использовал именно эту теорию для объяснения вторжений США в Гватемалу , Лаос , Никарагуа и Гренаду .

Хомский считает, что политика США времён «Холодной войны » объяснялась не только антисоветской паранойей , но в большей мере желанием сохранить идеологическое и экономическое доминирование в мире. Как он написал в «Дяде Сэме»: «Чего США действительно хотят, так это стабильности , что означает безопасность для верхушки общества и крупных зарубежных предприятий».

Хотя Хомский критикует внешнюю политику США почти во всех её проявлениях, во многих своих книгах и интервью он выражал восхищение свободой слова , которой пользуются американцы. Даже другие западные демократии, такие как Франция или Канада , не столь либеральны в этом вопросе, и Хомский не упускает возможность критиковать их за это, как, например, в деле Фориссона . Тем не менее, многие критики Хомского рассматривают его отношение к внешней политике США как атаку на ценности, на которых основано американское общество, видимо, упуская из вида его отношение к свободе слова.

Взгляды на социализм

Хомский является непримиримым оппозиционером к (его словами) «корпоративно-государственному капитализму » , практикуемому США и их союзниками. Он - сторонник анархических (либертарно-социалистических) идей Михаила Бакунина , требующих экономической свободы, а также «контроля за производством самими трудящимися, а не владельцами и управляющими, которые стоят над ними и контролируют все решения». Хомский называет это «настоящим социализмом» и считает социализм в духе СССР похожим (в терминах «тоталитарного контроля») на капитализм в духе США, утверждая, что обе системы базируются на различных типах и уровнях контроля, а не на организации и эффективности. В защиту этого тезиса он иногда отмечает, что философия научного управления Ф. У. Тейлора явилась организационным базисом как для советской индустриализации, так и для корпоративной Америки.

Хомский отмечает, что замечания Бакунина о тоталитарном государстве явились предсказанием грядущего советского «казарменного социализма». Он повторяет слова Бакунина: «…через год … революция станет хуже, чем сам царь», аппелируя к той идее, что тираническое советское государство явилось естественным следствием большевистской идеологии государственного контроля. Хомский определяет советский коммунизм как «ложный социализм» и утверждает, что, вопреки общему мнению, распад СССР следует рассматривать как «маленькую победу социализма», а не капитализма.

В книге «For Reasons of State» Хомский отстаивает идею о том, что вместо капиталистической системы, в которой люди - «рабы зарплаты», и вместо авторитарной системы, в которой решения принимаются централизованно, общество может функционировать без оплачиваемого труда. Он говорит, что люди должны быть свободны выполнять ту работу, которую сами выбрали. Тогда они смогут поступать в соответствии со своими желаниями, а свободно выбранная работа будет и «наградой самой по себе» и «социально полезной». Общество существовало бы в состоянии мирной анархии , без государства или других управленческих институтов. Работа, которая принципиально неприятна всем, если такая найдётся, распределялась бы между всеми членами общества.

Звания и награды

Библиография

• «Морфонология современного иврита» (Morphophonemics of Modern Hebrew ) (1951)
• «Синтаксические структуры » (Syntactic Structures ) (1957)
• «Аспекты теории синтаксиса » (Aspects of the Theory of Syntax ) (1965)
• «Лингвистика Декарта» (1966)
• «Американская мощь и новые мандарины» (American Power and the New Mandarins ) (1969)
• «Проблема знания и свободы» (1971)
• «Правила и репрезентации» (1980)
• «Знание и язык» (1986)
• «Язык и политика» (1988)
• «Необходимые иллюзии: контроль над мыслью в демократических обществах» (Necessary Illusions: Thought Control in a Democratic Society ) (1989)
• «Сдерживающая демократия» (Deterring Democracy ) (1992)
• «Язык и мысль» (1994)
• «Минималистская программа» (The Minimalist Program ) (1995)
• «Прибыль на людях. Неолиберализм и мировой порядок » (Profit over People: Neoliberalism and Global Order ) (1999)

Фильмография

Публицистика

• Хомски: Признать «недочеловеками» («4th Media»), 8.01.2012
• Имперский путь. Часть I. Гегемония и её Альтернативы («Tom Dispatch»), 14.02.2012
• Имперский Путь. Часть II. В перспективе – упадок Америки («Tom Dispatch»), 15.02.2012

См. также

Примечания

Литература

• Гросс М., Лантен А. Теория формальных грамматик/ Пер. с фр. - М.: Мир, 1971. - 296 с.
• Литвинов В. П. Мышление Ноама Хомского: Курс лекций / Международная академия бизнеса и банковского дела. - Тольятти, 1999.
• Гурьянова Н. В. Понятие языка, знания языка и овладения этим знанием в концепции языка и мышления Н. Хомского // Учён. зап. Ульянов. гос. ун-та. - (Серия: Образование). - Ульяновск, 1999. - Вып. 2. - С. 182-191.
• Капишин А. Е. «Генеративная лингвистика» Н. Хомского // Иностранный язык в школе. - 2002. - № 2. - С. 81-86.
• Гурьянова Н. В. Современная лингвистическая концепция Н. Хомского: Автореф. дис. … канд. филол. наук: 10.02.19 / [Московский гос. лингвистический ун-т]. - М ., 1998.

Ссылки

• Официальный блог Хомского (англ.)
• 10 способов манипулирования людьми с помощью СМИ - разработка Н. Хомского
• Тарасов А. Н. «Хомскианская революция» в России // Скепсис , 23 сентября 2003 – 15 февраля 2004 (В сокращенном виде опубликован в «Политическом журнале», 2004, № 9)
• Jeffrey Blankfort о Хомском. part#1 part#2 part#3 (англ.)
• Ноам Хомский. Секулярное священство и опасности, которые таит демократия
• Ноам Хомский и его борьба против нового мирового порядка
• Константин Гусов: Неолиберализм как нелиберализм или Ноам Хомский - лингвист-политолог
• Ольга Митренина. Бесцветные зелёные идеи живут и побеждают

Новая научная парадигма сложилась внутри одного из ответвлений дескриптивной лингвистики. Её создателем признаётся американский лингвист Ноам Хомский (Чомский). Он был учеником Зелига Харриса, и первые его работы (по фонологии иврита) выполнялись в рамках дескриптивизма. Затем он вслед за своим учителем начал заниматься проблемой трансформаций и в рамках трансформационной теории выпустил свою первую книгу "Синтаксические структуры (1957)", после которой сразу получил широкую известность в своей стране и за рубежом. Уже в этой работе, где автор ещё не до конца вышел за рамки дескриптивизма, проявились принципиально новые идеи. В дальнейшем было принято считать исходной точкой возникновения генеративной (порождающей) лингвистики именно 1957 год.

В "Синтаксических структурах" Н.Хомский ещё исходил из идеи об автономности синтаксиса и его независимости от семантики, следуя за З.Харрисом. Позднее он пересмотрел это положение.

Новый этап развития концепции Хомского связан с книгами "Аспекты теории синтаксиса" (1965) и "Язык и мышление" (1986). Первая книга - последовательное изложение порождающей модели, во второй Н.Хомский, почти не пользуясь формальным аппаратом, рассуждает о содержательной стороне своей теории.

Для Ноама Хомского особенно важны идеи, выдвигавшиеся учёными XVII - нач. XIX вв., от "Грамматики Пор-Рояля" до В.Гумбольдта включительно. Эти учёные, как отмечает Хомский, особо подчёркивали "творческий" характер языка: "Существенным качеством языка является то, что он противопоставляет средства для выражения неограниченного числа мыслей и для реагирования соответствующим образом на неограниченное количество новых ситуаций". Однако наука XVII - XIX вв. не имела никаких формальных средств для описания творческого характера языка.

Подробнее на концепциях "Грамматики Пор-Рояля" и В.Гумбольдта Хомский останавливается в книге "Язык и мышление". Эта книга представляет собой издание трёх лекций, прочитанных в 1967 году в Калифорнийском университете. Каждая лекция имела заглавие "Вклад лингвистики в изучение мышления" с подзаголовками "Прошлое", "Настоящее", "Будущее".

Уже в первой лекции Хомский решительно расходится с традицией дескриптивизма и структурализма в целом, определяя лингвистику как "особую ветвь психологии познания". Оставленный в стороне большинством направлений лингвистики первой половины XX века вопрос "Язык и мышление" вновь был поставлен в центр проблематики языкознания.

Главные объекты критики в данной книге - структурная лингвистика и бихевиористская психология (к тому времени уже преодолевавшаяся американскими психологами). Обе концепции признаются Н.Хомским "неадекватными в фундаментальном отношении". В их рамках невозможно изучать языковую компетенцию. Хомский отвергает сформулированную, по его мнению, Ф. де Соссюром концепцию, "согласно которой единственно правильными методами лингвистического анализа являются сегментация и классификация" и вся лингвистика сводится к моделям парадигматики и синтагматики лингвистических единиц. К тому же Ф. де Соссюр ограничивал систему языка в основном звуками и словами, исключая из неё "процессы образования предложений", что приводило к особой неразработанности синтаксиса у большинства структуралистов.

Более высоко Хомский оценивает идеи "Грамматики Пор-Рояля" и других исследований XVI - XVIII вв., которые он относит к "картезианской лингвистике".

Хомский уделяет особое внимание знаменитому анализу фразы Невидимый Бог создал видимый мир в "Грамматике Пор-Рояля". По его мнению, здесь, в отличие от большинства направлений лингвистики XIX и первой половины XX в. проводилось разграничение поверхностной и глубинной структур, одно из важнейших разграничений в концепции Хомского.

В лекции "Настоящее" Хомский обсуждает современное (на 1967 год) состояние проблемы соотношения между языком и мышлением. Здесь он подчёркивает, что "относительно природы языка, его использования и овладения им могут быть высказаны заранее лишь самые предварительные и приблизительные гипотезы". Система правил, соотносящих звук и значение, которой пользуется человек, пока недоступна прямому наблюдению, а "лингвист, строящий грамматику языка, фактически предлагает некоторую гипотезу относительно этой заложенной в человеке системы".

В связи с этим Хомский определяет условия, при которых грамматическую модель можно считать адекватной: "Грамматика, предлагаемая лингвистом, является объяснительной теорией в хорошем смысле этого термина; она даёт объяснение тому факту, что (при условии упомянутой идеализации) носитель рассматриваемого языка воспринимает, интерпретирует, конструирует или использует конкретное высказывание некоторыми определёнными, а не какими-то другими способами". Возможны и "объяснительные теории более глубокого характера", определяющие выбор между грамматиками. Согласно Хомскому, "принципы, которые задают форму грамматики и которые определяют выбор грамматики соответствующего вида на основе определённых данных, составляют предмет, который мог бы, следуя традиционным терминам, быть назван "универсальной грамматикой"". Исследование универсальной грамматики, понимаемой таким образом, - это исследование природы человеческих интеллектуальных способностей…

На основании вышесказанного Хомский сопоставляет задачи лингвистики языка и лингвистики языков.

Сам Хомский на всех этапах своей деятельности занимался исключительно построением универсальных грамматик, используя в качестве материала английский язык.

В главе "Будущее" Хомский вновь возвращается к вопросу об отличии своей концепции от структурализма и бихевиоризма. Для него неприемлем "воинствующий антипсихологизм", свойственный в 20-50-е гг. XX века не только лингвистике, но и самой психологии, которая вместо мышления изучала поведение человека. По мнению Хомского, "это подобно тому, как если бы естественные науки должны были именоваться "науками о снятии показаний с измерительных приборов"".

Научный подход должен быть иным, и важнейшую роль в нём играет лингвистика. Хомский подробно останавливается на вопросе о различии между человеческим языком и "языками" животных и приходит к выводу о том, что это принципиально различные явления.

Хомский связывает проблемы языка с более широкими проблемами человеческого знания, где также центральным является понятие компетенции. В связи с этим он возвращается к сформулированной ещё Декартом концепции о врождённости мыслительных структур, в том числе языковой компетенции: "Мы должны постулировать врождённую структуру, которая достаточно содержательна, чтобы объяснить несоответствие между опытом и знанием, структуру, которая может объяснить построение эмпирически обоснованных порождающих грамматик при заданных ограничениях времени и доступа к данным. В то же время эта постулируемая врождённая умственная структура не должна быть настолько содержательной и ограничивающей, чтобы исключить определённые известные языки". Врождённость структур, по мнению Хомского, объясняет, в частности, тот факт, что владение языком в основном независимо от умственных способностей человека.

Концепция о врождённости познавательных, в частности, языковых структур вызвала ожесточённые дискуссии у лингвистов, психологов, философов и многими не была принята.

В книге говорится также о нерешённых общих вопросах психологии и лингвистики, в частности, об изучении биологических основ человеческого языка. Подводя итоги, Н. Хомский пишет: "Я старался обосновать мысль о том, что исследование языка вполне может, как и предполагалось традицией, предложить весьма благоприятную перспективу для изучения умственных процессов человека. Творческий аспект использования языка, будучи исследован с должной тщательностью и вниманием к фактам, показывает, что распространённые сейчас понятия привычки и обобщения как факторов, определяющих поведение или знание, являются совершенно неадекватными. Абстрактность языковой структуры подтверждает это заключение, и она, далее, наводит на мысль, что как в восприятии, так и в овладении знанием мышление играет активную роль в определении характера усваиваемого знания. Эмпирическое исследование языковых универсалий привело к формулированию весьма ограничивающих и, я думаю, довольно правдоподобных гипотез, касающихся возможного разнообразия человеческих языков, гипотез, которые являются вкладом в попытку разработать такую теорию усвоения знания, которая отводит должное место внутренней умственной деятельности. Мне кажется, что, следовательно, изучение языка должно занять центральное место в общей психологии".

Концепция Хомского развивается уже более 40 лет и испытала множество изменений и модификаций; по-видимому, этот процесс далеко не завершён.

Список использованной литературы:

1. Алпатов В.М. История лингвистических учений. М., 1999.

2. Профессор И.П. Сусов Введение в теоретическое языкознание. Электронный учебник.1999 г.

Superlinguist - это электронная научная библиотека, посвященная теоретическим и прикладным вопросам лингвистики, а также изучению различным языков.

Как устроен сайт

Сайт состоит из разделов, в каждой из которых включены еще подразделы.

Главная. В этом разделе представлена общая информация о сайте. Здесь также можно связаться с администрацией сайта через пункт «Контакты».

Книги. Это самый крупный раздел сайта. Здесь представлены книги (учебники, монографии, словари, энциклопедии, справочники) по различным лингвистическим направлениям и языкам, полный список которых представлен в разделе "Книги".

Для студента. В этом разделе находится множество полезных материалов для студентов: рефераты, курсовые, дипломные, конспекты лекций, ответы к экзаменам.

Наша библиотека рассчитана на любой круг читателей, имеющих дело с лингвистикой и языками, начиная от школьника, который только подступается к этой области и заканчивая ведущим ученым-лингвистом, работающим над своим очередным трудом.

Какова основная цель сайта

Основная цель проекта - это повышение научного и образовательного уровня лиц, интересующихся вопросам лингвистики и изучающих различные языки.

Какие ресурсы содержатся на сайте

На сайте выложены учебники, монографии, словари, справочники, энциклопедии, периодика авторефераты и диссертации по различным направлениям и языкам. Материалы представлены в форматах.doc (MS Word), .pdf (Acrobat Reader), .djvu (WinDjvu) и txt. Каждый файл помещен в архив (WinRAR).

Хомский Н.

Язык и мышление

Специально для сайта www.superlinguist.com

Хомский Н. Язык и мышление . - М.: Изд-во Московского университета, 1972. - 126 c. - (Публикации ОСиПЛ. Серия монографий) Электронная книга . Психолингвистика. Нейролингвистика

Аннотация (описание)

В данной монографии Н.Хомского дается научно - теоретическая характеристика генеративной теории, или теории трансформационных порождающих грамматик, в целом и выясняется ее место как в истории языкознания, так и на нынешнем этапе развития науки о языке. Книга рассматривает указанные проблемы в широком научном плане и представляет поэтому интерес для лингвистов, психологов, этологов, а также других специалистов, интересующихся вопросами языка. Н.Хомский `Язык и проблемы знания`. Вниманию читателей предлагается работа, излагающая основы `теории принципов и параметров` и считающаяся в настоящее время устоявшимся вариантом теории, на который ориентируется большинство генеративистов. Это курс из пяти лекций,прочитанных Н.Хомским в 1987 году в Университете Манагуа.

Настроение сейчас - Задумчивое

В 1866 году Парижское лингвистическое общество включило в свой устав пункт, запрещающий его членам рассматривать теории о происхождении языка. К этому времени образовалась масса теорий, ни одну из которых нельзя было подтвердить или опровергнуть конкретными данными. Может быть, язык появился из примитивных выкриков, а может быть — из звукоподражания. Может быть, он возник для координации действий по время охоты, а может быть — для эффективного изготовления орудий.

Запрет французских лингвистов был жестом благоразумия. Если данных недостаточно, можно поверить в любую теорию. Зачем тогда тратить время? Такое положение дел по-настоящему изменилось только к концу XX века.

«За последние 25 лет о языках стало известно больше, чем за предшествующие тысячелетия» — утверждают Ноам Хомский и Роберт Бервик в новой книге «Человек говорящий».

Для лингвистов Ноам Хомский — всё равно что Пол Маккартни и Джон Леннон для любителей рок-музыки. Последняя его книга, написанная в соавторстве со специалистом по искусственному интеллекту, обобщает результаты недавних исследований языка в эволюционной биологии, палеогенетике, когнитивной психологии и антропологии. Свою первую знаковую работу, которая называлась «Синтаксические структуры», Хомский опубликовал ещё в 1957 году. В ней была впервые сформулирована теория универсальной грамматики — теория, которая вот уже около 60 лет не даёт покоя представителям самых разных научных дисциплин. Что же революционного сделал Хомский и почему об этом всё ещё важно знать сегодня?

Ноам Хомский объясняет фотографу теорию генеративной грамматики
Проблема Платона и парадокс шифровальщика
До появления Хомского в науках о человеке господствовал бихевиоризм. Для бихевиориста владение языком — это результат научения. Человек, согласно этой теории, производит языковые высказывания примерно также, как собаки Павлова выделяют желудочный сок.

Но человек, заметил Хомский, уже в самом раннем детстве способен порождать высказывания, которых никогда не слышал. Допустим, ребёнку говорят: «мама мыла раму». Поразмыслив, ребёнок может ответить: «рама мыла маму» или «мама мыла маму» и так далее. То, что мы знаем и умеем, почти с самого начала не соответствует нашему опыту и во много раз его превосходит. Набор высказываний, которые можно породить на естественном языке, потенциально бесконечен. Это безграничное поле возможностей просто не может быть результатом научения.

Сходный путь размышления когда-то привёл Платона к мысли о существовании врождённых идей. Хомский переносит проблему в область лингвистики и заключает: человеческая языковая способность укоренена в биологии.

Язык — это орган человеческого тела, суперкомпьютер, который вшит в нашу черепную коробку.

Аналогия с компьютером появилась тут неслучайно: именно Хомский впервые охарактеризовал язык как вычислительную систему. В 1950-е уже были сформулированы основы теории информации Тьюринга и Шеннона. Если раньше лингвисты смотрели на человеческие языки и видели бесконечное и хаотическое разнообразие, то благодаря Хомскому за разнообразием стала угадываться общая схема. Эту схему Хомский и назвал универсальной грамматикой. Это то, что объёдиняет все существующие языки — набор правил и структурных блоков, благодаря которым возможен перевод с одного языка на другой и быстрое усвоение любого языка в детском возрасте. Язык — это не слова, а структурная иерархия. Основа языка — совокупность синтаксических правил, по которым строится любое высказывание.

На первый взгляд даже близкородственные языки сильно отличаются друг от друга. На русском и английском мы говорим «красная роза» и «red rose», а на французском — «rose rouge»: отличаются не только слова, но и порядок слов в предложении. Мы привыкли, что в языке есть деление между субъектом и объектом действия. Но в языке американских индейцев навахо объект присутствует в обозначении самого действия. Например, глагол selaв дословном переводе с языка навахо означает: «я, длинный и тонкий, лежу на земле, растянувшись как веревка».

Портрет индейца навахо (1902 г.)
Что делает возможным перевод с одного языка на другой, несмотря на все различия между ними? Последователь Хомского Майкл Бейкер называет эту проблему «парадоксом шифровальщика».

Во время Второй мировой войны американцы смогли расшифровать военно-морской шифр японцев, что отчасти и обеспечило им победу. Японцы американский код расшифровать не смогли. Дело в том, что вместо кода американцы использовали тот самый язык навахо: индейцы, призванные на военную службу, переводили сообщения с английского на навахо при отправке, и с навахо на английский — при получении. Несмотря на первоначальные опасения, расшифровка происходила точно и быстро: ни одной серьёзной ошибки перевода индейцы не допустили. С одной стороны, навахо и английский сильно отличаются друг от друга — если бы не отличались, японцы быстро разгадали бы загадку. С другой стороны, они достаточно похожи — иначе точный перевод с одного языка на другой был бы невозможен. Этот парадокс как раз и решает теория Хомского.

Хомский предположил, что у всех людей есть врождённая языковая способность — примерно такая же, как способность ходить на двух ногах, но ещё более уникальная.

Именно эта способность делает людей такими своеобразными существами. Системы коммуникации животных существуют уже около миллиарда лет, но ничего похожего на язык мы у них не найдём. Именно из-за утверждений об уникальности человеческого языка теория Хомского десятилетиями была удобной мишенью для этологов и когнитивистов. Чем больше становилось известно о коммуникации у животных, тем менее уникальным выглядел язык человека. Оказалось, что животным известно, что такое символизация и «произвольность знака»: одно и то же движение в пчелином танце в зависимости от контекста может означать разное расстояние до объекта поисков. Считалось, что только человек может производить концептуальные структуры (к примеру, «деятель — действие — цель»). Потом оказалось, что всё это есть уже у приматов.

Что тогда отличает человеческий язык от других систем коммуникации? Согласно поздней версии теории Хомского, человеческий язык стал тем, чем он стал, благодаря рекурсии и логической операции соединения.

All we need is Merge
В 2002 году в журнале Science вышла знаковая статья Хомского, написанная в соавторстве с этологами Марком Хаузером и Текумзе Фитчем. Хомский предположил, что в основе универсальной грамматики — а значит и языка как такового — лежит рекурсия. Рекурсия — это простейшая логическая операция, при которой одна единица высказывания вкладывается в другую. Предложение «вот кот, который пу-гает и ловит синицу, которая часто ворует пшеницу, которая в темном чулане хранится в доме, который построил Джек» — пример этого языкового свойства. Именно рекурсия, по мнению Хомского, делает возможным бесконечное разнообразие человеческих языков и предложений внутри каждого из них. В основе всех языковых высказываний — и детского стишка, и «Поминок по Финнегану» — лежит простейшая операция соединения.

Девушка из индейского племени яномамо
Соединение (Merge) — это операция, которая превращает отдельные синтаксические единицы в новую синтаксическую единицу. Например, выражение «сын брата учителя» — результат соединения выражений «сын» и «брат учителя». К любой такой единице можно прибавлять новые выражения до бесконечности. По мнению Хомского, рекурсия — единственная неизменная основа языковой способности, и возникнуть она могла только одномоментно. Не было никаких постепенных шагов, к которым привыкли сторонники эволюционного подхода.

Постепенно менялись внешние системы выражения и понимания — например, голосовые связки и слуховой аппарат, который у человека почти не отличается от слухового аппарата высших приматов. Постепенно менялись ментальные способности человека и структура его мозга. Но язык как таковой возник в результате резкого эволюционного скачка. В новой книге «Человек говорящий» Хомский резюмирует: где-то 80 000 лет назад произошло что-то невиданно странное. Человек научился думать, как мы, и говорить, как мы. С тех пор в наших языковых и когнитивных способностях принципиально ничего не изменилось.

Как утверждает Хомский, языковая способность могла возникнуть в результате небольшого изменения нейронных сетей мозга. Произошла всего лишь незначительная перемаршрутизация, небольшая поправка в рамках общего структурного плана — но её последствия оказались колоссальными. Для того, чтобы это изменение закрепилось отбором, нужно было всего лишь несколько тысяч поколений — какое-то мгновение по меркам эволюционистов. За это время языковая способность распространилась по всей популяции и стала важнейшим отличием человека от всех других видов. Возможно, язык существовал и у неандертальцев. Но они оставили слишком мало свидетельств символического поведения, и Хомский эту вероятность отвергает.

Согласно новой версии теории Хомского, язык появился как инструмент мышления, а коммуникативные задачи стал выполнять потом.

Для коммуникации, кажется, достаточно было бы того репертуара сигналов и символов, который есть у приматов. Настоящее значение языка, утверждает Хомский, заключается в том, что он делает возможным абстрактное и творческое мышление. Язык сначала позволяет создавать «возможные миры» в нашей голове, а уже потом — делиться своими мыслями с окружающими. Коммуникация, пишет Хомский, «это своего рода интрига, в ходе которой говорящий производит какие-то внешние события, а слушающий пытается как можно более удачно соотнести их со своими собственными внутренними ресурсами».

У этой мысли Хомского есть много противников. Если он прав, то почему дети, выросшие вне общества, так и не осваивают язык? Никто ведь не мешает им мыслить и строить «возможные миры» у себя в голове. Вероятно, язык всё-таки нельзя отделять от того, как и зачем мы его используем. Это слабая сторона теории универсальной грамматики, на которую сегодняобращают вниманиеочень часто.

Дети из народа пираха в Амазонии. В их языке, как утверждает Дэниел Эверетт, отсутствует рекурсия, что полностью опровергает построения Хомского
Хомский смотрит на язык взглядом натуралиста. Для него это система, которая подчиняется природным законам — так же, как им подчиняется форма снежинки или устройство человеческого глаза. Не существует огромного количества типов глаз. У всех животных глаза примерно одинаковы — отчасти из-за ограничений, заданных физикой света, а отчасти потому, что лишь одна категория белков (опсины) может выполнять необходимые для зрения функции. То же и с языком. Есть общий языковой механизм — и множество вариаций, которые строятся на его основе.

Как говорил французский биохимик и микробиолог Жак Моно, «что верно для кишечной палочки, то верно и для слона». Несмотря на все недостатки теории Хомского и обоснованную критику в её адрес, она несомненно обладает одним качеством — красотой. Возможно, именно поэтому она вот уже около 60 лет находится в авангарде научного знания — видоизменяясь, как язык, но сохраняя неизменными свои наиболее глубокие свойства.